Василий Пушкин - Поэты 1790–1810-х годов

Мне старость грозная тяжелою рукой [177]
Пускай набросила полвека с сединой;
Поверь, что лет моих для музы не убавлю,
И в доказательство я Буало представлю.
В мои года писал стихами Буало,
Шутил затейливо, остро, приятно, зло.

Себя не ставя в ряд певцов, венчанных славой,
Довольно, что стихи считаю я забавой.
Хвала правительству! — на рифмы пошлин нет!
Ничей от них меня не отвратит совет.

Как? может Бабочкин, с поблекшими власами,
Климене докучать свидания часами?
С подагрой, кашлем он к Амуру подлетя,
Пугает иль смешит коварное дитя.

В Петрополе Бичев, явясь из края света,
Сияет на бегу, как новая планета [178],
И вихрем носится, ристанья чин храня;
Он, выю извернув ретивого коня,
Мечтает, что ему завидуют и боги,
Коль бегуна его резвее прочих ноги.

Обжоркин каждый день для всех твердит одно,
Что сытный был обед и вкусное вино;
Изволит завтракать бифстексом и росбифом,
Потом в Милютиных, не справяся с тарифом,
Отколе и когда приходят корабли,
За кажду устрицу бросает два рубли;
Готовясь пировать на свадебном обеде,
Успеет завернуть пить шоколад к Лареде —
Он счастлив, вне себя за лакомым столом;
Он любит перигю, и с стерлядьми знаком;
Глазами жадными все блюды пожирает:
На гуся целит, ест пирог, форель глотает,
Котлетов требует, или заводит речь,
Чем сдобрить винегрет, как вафли должно печь [179],
А после кинется на виноград и сливы,
На дули, яблоки, на сочные оливы;
Там время полдничать, там ужинать пора,
Он упражнен едой до полночи с утра.
Обжоркину жена, и совесть, и рассудок,
Дары и почести — один его желудок.

Шаталов, тот слуга покорный всех вельмож,
Он только рассевать привык повсюду ложь;
В восторге, в радости, при музыкальном громе,
Про вести скажет: «Их я слышал в знатном доме».

Для дел и для забав у всякого свой вкус;
В их выборе отнюдь не налагают уз.
Что Бабочкину здесь, Шаталову возможно,
Тем пользоваться мне зачем, скажи, не должно?
Так, каждый для себя веселье изготовь,
Их забавляет бег, стол, вести и любовь —
Пусть тешатся они в сей жизни шумом, стуком;
Я веселюсь твоим приятным, муза, звуком.
Мне в «Федре» басенки отрадно прочитать;
Люблю переложить на русскую их стать;
Люблю, склоняя слух к Расина скорби, стону,
Принудить у Невы крушиться Гермиону;
Люблю Горация высокой мысли гром
Своим на севере изображать пером;
Но песнопения болезнию не стражду,
И лавров на главу зеленых я не жажду.
Случалось, — несколько текло на свете лет,
Что сам я забывал о том, что был поэт [180];
Не мня, что скудный дар — отечеству заслуга,
Я посещать люблю Парнас в часы досуга.
Надеюсь, — может быть, в числе стихов моих
Внушенный музами один найдется стих;
Быть может, знатоки почтут его хвалами,
Украсят гроб певца приятели цветами,
И с чувством оценят не мыслей красоту,
Не обороты слов, но сердца простоту [181].