Пьер-Жан Беранже - Пьер-Жан Беранже. Песни. Огюст Барбье. Стихотворения. Пьер Дюпон. Песни

Ты прав. Но этот край насилия и славы,
Губя хлеба в полях, растит нам только травы.
Из зерен брошенных не всходит тучный злак…
Чего ж мне больше ждать? Я ухожу, рыбак!
Прощай, Неаполь! Пусть Калабрия отныне
Мне даст приют у скал, среди своей пустыни.
О горы черные, хребты в зубцах крутых,
Нагромождение утесов вековых,
Огромный жаркий край, суровый, горделивый,
Долины и леса, пустынные заливы,
Примите же меня в семью людей простых,
Чтоб затеряться мне в их толпах кочевых!
Хлеб с тем хочу делить, кто мыслит благородно,
И, в горы уходя, дышать всегда свободно.
Да, человек лишь там достигнет красоты,
Там девственна земля, там все сердца просты,
Там чтил бы Пана я спокойною душою
И жил бы, как орел, паря над крутизною.
Когда же наконец пришла бы смерть ко мне,
Не дал бы тела я окутать простыне,
А лег бы на землю у вечного предела,
И мать живущего, античная Кибела,
Во чреве растворить могла б мой смертный прах,
И в нем исчез бы я, весь, как навоз в полях,
Как под шатром небес мгновенное дыханье,
Как капелька росы при солнечном сиянье,
И не оставил бы, как делаете вы,
Скелета жалкого или глухой молвы!

Привет, Флоренции великий сын! Твой лик
С крутым высоким лбом, с волнистой бородою
Прекрасней для меня могущества владык,
И я, восторга полн, склоняюсь пред тобою!

Что честь, добытая кровавою войною,
Перед сокровищем души твоей, старик?
Что лавры тщетные и почести герою
Пред дивной порослью искусств и мудрых книг?

Почет, почет тебе! Твой животворный гений
Фантазии полет и мудрость рассуждений
Двойным могуществом в живом единстве слил.

Подобен солнцу ты, что на пути небесном,
Склоняясь, восходя, в могуществе чудесном
Живит поля земли и водит хор светил.

Когда в Италии искусство давних дней
Потоком ринулось на город вдохновленный,
То не был ручеек — и мелкий и стесненный,
А мощная река во всей красе своей.

Поток вошел в дворцы до верхних этажей,
Соборы озарил с иглою вознесенной
И отразил в воде, широко устремленной,
Лазурный плащ небес и пурпур королей.

На скате царственном волны, литой и ясной,
Понес он гения Венеции прекрасной,
Который подавлял величием умы,

И, продолжая с ним могучее теченье,
Столетие стремил его в своем круженье,
Пока не уступил объятиям чумы. {196}

Джульетта милая, не смерть во тьме гробницы,
А только легкий сон смежил твои ресницы.
Италия, краса! Коль в бледности твоей
Еще остался жар прекрасных юных дней,
Коль вены доблестной еще согреты кровью,
А смерть-чудовище, склоняясь к изголовью,
Влюбленная в твои цветущие года,
Не выпила еще дыханье навсегда,
Коль счесть добычею она тебя не может, —
Придет прекрасный день, воспрянешь ты на ложе,
Глаза раскроешь вновь, чтоб видеть наяву
И яркий солнца свет, и неба синеву,
И, вновь согретое лучами жизни, смело
На камне гробовом твое воспрянет тело!
Когда, ступить хоть шаг еще страшась одна,
Тяжелым саваном в движеньях стеснена,
Свой белый саркофаг покинув осторожно,
Ты будешь в темноте искать руки надежной,
Чтоб стали наконец шаги твои легки, —
Ты чужестранцу дать не торопись руки,
Ведь тот, кто не с тобой и не с твоей Элладой,
Кто твой родной язык не мнит себе отрадой,
Не дышит воздухом Италии твоей, —
Так часто варвара окажется грубей.
Он в край приходит твой, край солнечный и синий,
Чтоб поступать с тобой, как с белою рабыней,
Чтобы терзать тебя, и под его рукой
Поникнет нежный стан и взор померкнет твой.
Воскресшая краса, принцесса дорогая,
Единственный твой друг — страна твоя родная,
Лишь средь ее сынов найдешь Ромео ты,
Италия, душа, отчизна красоты!

Каким бы трауром судьба ни омрачала
Тот край, что дважды мир заставил быть иным, {198}
Каких бы зол и бед душа его ни знала, —
Без грусти, без тоски нельзя расстаться с ним!
Покинув райский сад, пойду, тоской томим,
Еще раз в горы я, на их хребты и стены,
Чтоб перед взором вновь раскинулись моим
Равнины и холмы, чьи дали неизменны.
Но холод в грудь проник и леденит мне вены,
Теснится в сердце вздох, как будто иссушил
В полях Италии я самый вдохновенный
Ветвей моих росток, цветенье юных сил.