Николай Браун - Стихотворения

Осенний день. Поблекли травы.
Сырой, туманный холодок.
И вдруг нежданно у канавы
Расцвел шиповника цветок.

Как будто друг, всегда желанный,
Он в этот серый день вошел
И, озарив его, румяный,
Неукротимый, цвел и цвел.

Ему и горя было мало,
Что лето за море ушло,
Что все вокруг отпировало,
Открасовалось, отцвело.

В своем порыве одиноком
Он жаждой жизни пламенел,
И лес, притихший за дорогой,
«Не отцветай!» — ему шумел.

И лесу вторил шорох ветра
И голоса отлетных стай.
И я шептал посланцу лета:
«Не отцветай! Не отцветай!»

Глубокая полночь. И только одно
Под самою крышей не гаснет окно —
Знать, сердцу чьему-то покоя все нет.
Не гасни, не гасни, мой свет!

В степи неоглядной далекий костер
Мерцает, и меркнет, и радует взор.
Теплом его путник продрогший согрет.
Не гасни, не гасни, мой свет!

Все море во мраке, уснула земля,
И только чуть видный огонь корабля
Как будто земле посылает привет.
Не гасни, не гасни, мой свет!

Высокая в небе пылает звезда —
Что ей мимолетные наши года! —
Горит миллионы беспамятных лет.
Не гасни, не гасни, мой свет!

Вот так же и ты мне и ночью и днем
Сияешь, горишь негасимым огнем,
С тобой не страшусь я ни мрака, ни бед.
Не гасни, не гасни, мой свет!

Опять до тебя перегоны,
И ветер, над крышей гудя,
Роняет на стекла вагона
Холодные слезы дождя.

Опять я шепчу твое имя,
Как в первый тот, памятный год.
Нет, нет, мы не стали чужими,
И сердце, как прежде, поет.

А если тебя я обидел
И словом своим не согрел,
Прости мне: я просто не видел.
Каким я богатством владел.

И пусть эта ночь и ненастье,
И пусть я в разлуке с тобой —
Ты стала мне светом и счастьем,
Ты стала мне жизнью самой.

Люблю следить весны рожденье
Не в хвойных сумрачных лесах,
Где только слабым отраженьем
Запечатлен ее размах,

Где и студеною зимою
Все тот же на ветвях наряд,
Все так же ветры в звонкой хвое
Неумолкаемо шумят.

Нет, я люблю апрельский, редкий,
Еще не прибранный лесок,
Еще безлиственные ветки,
Где животворный бродит сок.

Люблю следить, как на пригорке,
Пробив сырую целину,
Травинок первые иголки
Встают, приветствуя весну.

А притаившийся подснежник,
Едва почуяв солнцепек,
Приоткрывает зябкий, нежный,
Еще несмелый лепесток.

Люблю следить, когда, прорезав
Тугую почку, первый лист
В глубокой ясной пройме леса
Качнется, зелен и лучист.

А там пойдет за почкой почка,
За веткой ветка зеленеть,
Чтоб кружевною оторочкой
Лесную просеку одеть.

Уже, забыв зимы угрозы,
В кругу ликующих подруг,
В сережки убрались березы,
На ивняке медовый пух.

А в речке небо яркой синью
Переполняет берега.
Вот-вот черемуха раскинет
Свои пахучие снега,

Засвищут птицы, не смолкая,
Гром отзовется с вышины,
И встанет радуга, сверкая
В честь новорожденной весны.

Нет зимы уже и в помине.
Вот баранчики расцвели.
Я не знаю, как по-латыни
Их ученые нарекли.

Так в народе их называли,
А ребята, мои друзья,
Те и книг еще не читали —
Впрочем, их не читал и я.

Снег сойдет, пообсохнет поле,
Раскудрявится ближний лес.
Мы весь день босиком на воле, —
Столько разных вокруг чудес!

Впрочем, может быть, это сами
Мы выдумывали чудеса —
И казались нам чудесами
Гром, и радуга, и роса.

И какой-нибудь первый цветик,
Что и красками небогат,
Расцветет — и лужок осветит,
И лужок — не лужок, а сад.

Мы ромашки звали — пупавки,
А щавель в лугах — столбецы.
Кто в названья их внес поправки —
Может, деды, может, отцы, —

Мы не знали. А под кустами,
По оврагам и у ручья —
Там баранчики вырастали,
Так ли я говорю, друзья?

Длинноноги и неказисты,
В желтых венчиках-бубенцах,
Вырастали в сухих и чистых
Наших лиственных лесах.