И все подчинено ее законам:
шум водопадов,
и печаль берез,
и майская гроза,
и птичий гомон,
сменяющийся тишиною гнезд.
Я поражаюсь мастерству природы…
И Человек в своем далеком детстве,
когда он был беспомощен и мал,
он перед ней,
доставшейся в наследство,
и падал ниц,
и в страхе замирал.
Она его могуществу учила,
сама ключи от тайн своих дала.
Не побоялась, что людская сила
раскроет тайны те во имя зла.
Но Человек был искренним и храбрым.
Он принял дар, скрывая торжество,
как скульптор принимает мрамор,
чтоб высечь людям чудо из него.
Он все в работе…
Пролетают годы,
мир хорошеет под рукой его.
Я поражаюсь мастерству природы,
но славлю Человека мастерство.
«Стекольщик вставил стекла…»
Стекольщик вставил стекла
в новом доме —
и дом прозрел.
Он улыбнулся солнцу,
балконы поднял к небу,
как ладони,
и мне тогда почудился ребенком,
впервые увидавшим мир.
Дом был голубоглаз
и по-апрельски светел,
и тих еще —
не то от удивленья,
не то от одиночества квартир.
Под Новый год
сюда приедут люди.
Он распахнет им двери,
словно сердце.
Душа его наполнится мгновенно
неповторимой музыкой приветствий,
улыбок, смеха, детских голосов.
Но это – после,
это – в ожиданье.
А в тот момент увидел я внезапно
спускавшуюся с лестницы девчонку.
Она была стекольщиком веселым
и улыбалась так неудержимо,
как будто дому
признавалась в чем-то.
Ее глаза, наполненные солнцем,
сказали мне, как счастлива она.
Мы спрашиваем, что такое счастье?
Наверно, это вставленные стекла
руками той сияющей девчонки,
простой, как утро,
искренней, как смех…
Наверно, это гордая покорность
огромных кранов,
возле строек вставших,
что лишь руками радостно разводят
перед уменьем человечьих рук.
Мы спрашиваем, что такое счастье?
Наверно, это первое свиданье,
когда слова,
как будто третий лишний,
неслышно отступают в тишину…
И затаив от нежности дыханье,
любовь уводит за руки влюбленных
в мир,
созданный для сильных
и счастливых,
для всех людей
и только для двоих.
Мы спрашиваем, что такое счастье?
Наверно, это первый крик ребенка,
что слышит мать,
уставшая от боли,
когда его, желанного,
подносят
к ее горячим радостным глазам.
И сын тогда ей видится сквозь слезы,
сквозь годы,
что должны еще промчаться…
Пусть будет счастье их благословенно!
И счастье тех,
кто носит жизнь под сердцем,
и тех, кого мы носим на руках,
прижав их нежно к бьющемуся сердцу,
боясь их равнодушья, как беды…
И счастье тех,
кому мы вечно дарим
и ранние и поздние цветы.
Да, это счастье!
И оно безмерно,
оно безбрежно в добрых проявленьях,
оно бессмертно в помыслах людских
и в их делах,
необходимых людям.
Вновь вижу я сияющие окна,
омытые дождями, ветром, солнцем,
раскрытые, как девичьи глаза.
И я б хотел,
подобно той девчонке,
свет солнца людям приносить
в дома их
своим обыкновенным ремеслом.
Посмертная маска Поэта
Пылится меж свечек и ваз…
Как будто случилось все где-то,
А вовсе не в каждом из нас.
Посмертная маска Поэта —
Бессмертная наша тоска…
Но Славу низводят в монеты
И Память идет с молотка.
Наверно, в нас вымерли чувства.
И связь наша с прошлым слаба.
Боясь провалиться в кощунство,
Я пыль Вам стираю со лба.
И маску с собой забираю.
Пусть рядом с иконой висит.
И молча за Вас умираю
От всех нанесенных обид.
С.-Петербург
Я – русский.
Я из той породы,
чья кровь смешалась
с небом и травой,
чьи прадеды
в зеленый храм природы
входили с непокрытой головой.
И били молча низкие поклоны
клочку земли —
в страду и в недород.
Им Русь казалась
горькой и соленой,
как слезы жен
или над бровью пот.
Все помнит Русь —
и звоны стрел каленых,
и отсветы пожаров на снегу…
Мы входим в мир,
открыто и влюбленно,
уйдем – оставшись перед ней в долгу.
«Россия, о!
Какие в ней пространства!» —
Пусть судят так о ней за рубежом…
Для нас Россия —
это постоянство
в любви и в гневе,
в малом и в большом…
Я гимн могу сложить простой осине —
и будет чист
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу