Михаил Чехонин - «Горячий свой привет стране родной…» (стихи и проза)

Она прошла в тени креста.
Молчала темная Голгофа,
И возносился дух Христа
В жилище Бога-Саваофа.
В ее глазах была видна
Такая боль немых молений,
Что там, где только шла она,
Ложились медленные тени.
И кто-то ей сказал тогда:
«Да будет вечен дух стихии,
Объявший ночь и знак креста,
И горе страшное Марии…»
И тихо дрогнули в ответ
Ея безжизненные губы:
«Да будет вечен наш завет;
Я тоже мать, я — мать Иуды».

Смеяться и с гримасой на лице
Ловить себя на мысли о конце.
И в тихой тьме, когда горит любовь,
Услышать вдруг, как стынет в жилах кровь,
И в четком и медлительном мозгу
Увидеть вдруг, как оттиск на снегу,
Последний час, последний легкий миг,
Смежающий покоем темный лик…

Какая-то бездушная улыбка,
Какая-то жестокая ошибка,
Какая-то несказанная ложь —
Жить, зная, что умрешь.

Пусть уверяет, что он дружен,
Но ты не верь,
Знай, лишь тогда, когда ты нужен,
Стучатся в дверь.

И на приветственное слово
Ты отзовись,
Но непреклонно и сурово
В себя замкнись.

Замкнись от всех без сожаленья,
Как на замок, —
Лишь тот постиг все откровенье,
Кто одинок.

И только тот постиг все тайны,
Всю красоту,
Кто не менял на миг случайный
Свою мечту…

И знай, что мысль тогда прозрачна,
Когда она
На одиночество и вечно
Обречена.

То был лишь краткий и случайный эпизод,
Как быстрый миг. Безудержно и смело,
Когда дрожит надломленное тело
И надает, и кривит черный рот…

И девственница в темноте безгласной,
Когда с внезапной болью сознает,
Что вновь она уже больше не найдет
Ни смеха прежнего, ни радости бесстрастной.

Таков был краткий и случайный эпизод,

Холодный гипс запечатлел
Нечеловеческие муки
И неразгаданный удел
Того, кто верил только в звуки.

И очертаньи мертвых дум
Легли и гордость, и смиренье.
Но кость, где жил когда-то ум,
Полна живого вдохновенья —

Тоски несыгранных сонат
И неисполненных симфоний…

Шел в гору, но дышалось легко,
Слабые тени ложились у ног,
В расселинах скал зеленел
И чах низкий мох.

Багровый закат уходил далеко
За край обнаженной земли…
Здесь было когда-то тепло
И звери паслись на лугах,

И в пышном цветеньи лесов
Хор птиц разноцветных звучал,
И капли прозрачной росы
Дрожали на травах у скал.

Но время дохнуло жестоким
Дыханьем столетних дней,
И замерло все, обратившись
В молчанье камней…

Все стихло, считая пространство
Рядами высоких громад,
И только холодные змеи
На солнце ползут и шипят.

Том, том, том — раздаются шаги.
Это шествует старость.
Том — отвечает горное эхо.
Это поет одиночество.

Перед тобой — задача всех людей:
Ты должен выплавить металлы,
Но выбирай лишь те, что погрубей
И первобытней материалы.

Из них работа строга и проста,
Как искренность проста и строга.
А искренность уже есть красота,
Та, что зовется даром Бога.

Бездушна медь, надменна в звоне сталь,
А в золоте звучат глумленья —
В железе только тихая печаль
И тихие о радости моленья.

Но не стучи по золоту, как тот,
Кто из металла дорогого
Хотел однажды выбить и не мог
Простое человеческое слово.

Возьми металл суровой простоты —
Пусть выкуют тяжелые удары
И молодую силу молодых,
И старческую мудрость старых.

В моей каморке, полной глупых снов,
Забытых книг и старых акварелей,
Совсем не слышно уличных гудков.
И дни идут — неделя за неделей,
То медленно ползут, а то быстрей…
И я живу, спокойный и беспечный,
И жду чудес и писем от друзей,
И радуюсь печали скоротечной.

Как странно, что теперь идет война,
И льется кровь, и гибнут поколенья.
Душа молчит, хотя она полна
Безмерного, больного возмущенья.
Душа слепа, но чтобы вновь прозреть,
Увидеть жизнь свободной и обширной —
Ей надо до конца переболеть
Великой болью, вечной и всемирной.