Елена Безрукова - Книга ветра

Я не странник ещё на дорогах, от мудрости чёрных,
И слаба моя вера, и холодно мне на ветру.
Я ещё не из этих, потерянных и посвящённых,
Но в своём обещанье я вру тебе, милая, вру…

Что ещё за кадром остаётся?…
В кадре руки в луже ключевой
Веточкой размешивают солнце,
Белое от пены кучевой.

Только ил из недр окаменелых,
Только перья почвы под водой
По спиралям медленным и смелым
Следуют по веточке за мной.

То ли к свету, то ли к богу – руки,
Ветки, прорывая времена,
Будто прочь от голода и скуки
Прорастают к небу из меня.

Там, на чёрно-белом, троекратно,
Рухнет снег из тьмы над головой.
Где ты? Позови меня обратно
В день до первой боли огневой,

Где спросонья воздуха пригубишь,
Словно из твоих прохладных рук.
Где ещё не знаешь, что погубишь,
Веточкой очерчивая круг.

Посмотри на восток:
к нам оттуда идут облака.
Есть ли вести из дома? —
Я жду, приподнявшись с постели.
Мы не знаем, откуда мы родом,
но издалека,
Потому что привыкнуть к земле
до сих пор не успели.

Помаши им рукой,
облака нас не могут найти,
Мы утратили связь,
мы запутались за поворотом.
Даже просто любить —
не хватает нам этих пяти
Человеческих чувств,
точно ведомо большее что-то.

Над землёй голоса для земных —
так похожи на шум.
Мы уходим в пески,
а пески отпускать не желают.
Что за странную тайну
я в сердце глубоком ношу? —
Я забыла язык,
на котором она оживает.

Струна моя, душа моя, тоска…
Раскачивает ветер заоконье.
Я призраку, я промельку близка,
И ты сквозь пелену меня запомни.

Откуда знать мне, что произошло
Со мной, подвластной всем ветрам и силам,
И что – легко, а что невыносимо, —
Болераздел снегами занесло.

Пусти меня, больничная кровать,
Качаться ветром, отголоском думать:
Что мне теперь в пустые жилы вдунуть,
Коль жизнь дарить – почти что отдавать?…

Кромка прибрежных снов, пережиток, память,
Как мне исчезнуть, чтобы тебя не ранить,
В сеточке линий ладони твоей упрямой
Привкусом жизни – тонкой, порочной, пряной…

Пауза в строчке, клапан митральный, тихо,
Смерть в затяжном вагоне – табличка «выход».
И никому не скажешь, как страшно это —
Не позвонить с глупым вопросом: «Где ты?»

Хватая сердцем жизнь, как небо ртом,
Когда дыханье – сплошь из передышек,
Друзья мои, мы плачем об одном,
Когда о разном говорим и пишем.

Мы таинством словесным поросли.
Но, тайн боясь, проходят люди мимо.
Мы – нервы умирающей земли,
И наши клетки невосстановимы.

Ты книжных полок тронь иконостас,
И знанье чьих-то строк придёт, как святость.
Кому ж ещё, кому, помимо нас,
Кому, помимо нас, ещё осталось

Читать дрожа, припав душой к строке,
Где каждый звук навзрыд перецелован,
Читать на нерасхожем языке
Поклонного молчанья перед словом,

Которое – пока ещё любовь,
Которое – пока ещё оттуда
И может быть в обличии любом
Проводником к начальному чему-то… —

Не называйте! Главному черёд
Быть названным – в свои наступит сроки.
И будет то, что зналось наперёд
И больно прорывалось через строки…

Жар прорывая коленями и локтями,
Вздрогну, проснусь: градусника шкала
Луч одинокий вверх к поднебесью тянет…
Бабочка паутину крылом прожгла.

Я не хочу за лучом. В этих мокрых тучах
Нам, сухопутным, вовсе пощады нет.
Что я в миру убийственных звёзд падучих?
А на ладони камушек держит свет.

А на ладони – той паутины нитки,
След от ожога с кожи уходит вглубь.
Глупо хранить лица, стихи, открытки
С первого класса – до смерти когда-нибудь…

Призрак ангела бродит по всем этажам,
Подбирая ключи и отмычки
К табакеркам уснувшим простых горожан,
Тех, что спят по ночам по привычке.