Злата Устова - Этюд на счастье

и неслучайных сто шагов,
и сто друзей, и сто врагов,
и карусельных сто кругов
в одной упряжке.

а в небе синем облака,
а с гор прозрачная река,
а счастье в белых лепестках
одной ромашки…

солнце прощается нехотя,
гладит макушки отечески…
видно, наверное, сверху там
солнцу разлад человеческий.

солнце ныряет за тучу и
в щёлку глядит – что здесь выросло?
выросли ивы плакучие,
слёзы роняют над вымыслом,

смотрятся в воду солёную,
в омуте ищут спасения,
жаждут весенней влюблённости,
ждут поцелуя осеннего.

солнце растерянно сетует:
россказни это, фантазии!
и начинает рассветную
новую сказку рассказывать…

имбирный эль, клубника в хрустале,
цветущий мирт и облако в бинокле…
ну кто придумал, будто мир наш проклят,
а жизнь – игра на шахматном столе?

не верю я в придуманный цейтнот,
и тень гоню Содома и Гоморры,
по небу, как по солнечному морю,
мечта моя на облаке плывёт.

крошки пастели, неровность картона,
берега розовый край,
по голубому скользит и не тонет
солнечных бликов игра.

рыбки клюют бессловесными ртами,
словно играют в лото,
счастье поймают и станут китами
в новой картине потом…

душный июньский полдень,
остановилось время,
сладкой свернулось дрёмой
в стареньком гамаке.

пёс разомлевший подле,
пруд водомерка мерит,
хриплый за лесом гром и
ягоды в молоке…

в сумрачных лабиринтах,
в сумрачных снах горячих
будешь искать тот случай,
тот земляничный вкус,

звёздочки-маргаритки
у деревянной дачи,
солнца игривый луч и
ниточку детских бус.

мой сон похож на сотни ожерелий
из тонких паутинок и дождя,
из лёгких нот цветочно-карамельных,
из берегов, где так умеют ждать

и так умеют нежное баюкать,
что просыпаться – значит согрешить,
и я дождей ноктюрновые звуки
на длинную нанизываю нить…

я засиделась на этюдах…
прости, но ты тому виною,
мой сон, кристалл мой, паранойя,
моя ангина и простуда.

а на холсте – покой и воля,
и бродит ветер белый-белый,
не горячится и не делит,
не задевает за живое…

оно в душе, моё творенье,
смешенье странностей и красок,
от бурь укрытое, от сглаза,
пропахло мёдом и сиренью,

пропахло дымом и прибоем,
лакает молоко и воду,
и любопытных за нос водит
в словах петляющей тропою…

Юпитер сердится, волнуется Юпитер,
хранил терпение, и надо ж – обронил…
созданья нежные, немного потерпите,
на чувства что-нибудь накиньте из брони.

последний зубчик на коварной дерзкой молнии
замкните строгою собачкой до поры.
и пусть сегодня вам несладко и несолоно,
вернутся правила божественной игры.

прольётся дождь, качнутся радужные омуты,
и станет пряным аромат умытых трав,
и Прометеевы слова невольно вспомните:
Юпитер сердится, а стало быть, неправ!

припудрятся липы-старушки
цветочной медовой пыльцой,
пчелиной семейке – пирушка,
смущённой невесте – кольцо
и милые шутки помолвки,
и будущего благодать,
где путь бесконечен и шёлков,
мечтам-караванам под стать.

нашей обители – тысяча лет,
время течёт, как в замедленной съёмке…
как объяснить этот взрослый секрет
льющей напрасные слёзы девчонке?

как рассказать, что в прохладной тени
вьёт свои гнёзда небесное счастье?
преданный ангел обитель хранит,
сны укрывает, жалеет и ластит,

нет здесь тарантулов, змей и акул…
сад – вот и всё, что любовно взрастили,
чтобы вплетать осторожно в строку
белое облако трепетных лилий.

когда лукавый режиссёр
«мотор!» – воскликнул,
благоухало счастьем всё
и земляникой.