Аркадий Застырец - Пентаграммы

В компании горьких пропойц
Лапландию я пересёк,
И, кажется, возле Надвоиц
Ко мне подошёл паренёк.
Сверкая серебряной пряжкой
И сдвинув берет набекрень,
Тряхнул он обтянутой ляжкой,
Колено поставил на пень
И молвил: «Синьор, не скупитесь,
Платите две тысячи лир
И смело в гондолу садитесь!»
«Ну что ж, молодой юкагир, —
Ответил гребцу я с усмешкой, —
Считай, что дела на мази:
Вот деньги, смотри же не мешкай —
До Пяльмы меня довези!»
Луна в Беломорском канале
Качала волну за кормой,
И Байрона вслух мы читали,
Карельской овеяны тьмой.

Через ночь – самолёт, нитка в чёрную бусину вдета,
И от глиняных вод на обрывистый берег Куры
Поднимается сноп оперённого горного света,
А навстречу ползут прокопчённые пылью ковры.
Лезут пластырем в окна латинские глупые буквы,
Точно бредит Тифлис перемётной цыганской сумой,
И Святая гора в мох и плесень развесистой клюквы
Погрузилась во сне необъятно широкой стопой.
И грузинская речь удивительней русскому вдвое
В те минуты, когда осенит, что считают рубли…
Под копытами древних коней не расплющатся с воем
И в куски под откос не покатятся все «жигули»!
Разве скрипнет зубами прохожий, хватаясь за ножны,
Разобрав неожиданно, что я глазами сказал, —
И опустит глаза, и плечами пожмёт осторожно,
Ненароком поняв, что предательски сломан кинжал…
Я сижу на траве, на проспекте Шота Руставели,
Надо мной облака бороздят океан синевы,
Тихо дети поют в осенённом крестами приделе,
И восходят по склону слепые крылатые львы.

Стук и звон – телега с клетью,
Переспрос – кого везут?
По кому изладил петлю
Неподсудный суд?
Видно волосы и спину,
Вкруг – холёные штыки.
И пугает мама сына:
«Бука, бука! Вон клыки!»
Угораздило связаться!
Восвояси уж нельзя.
Поздно, братцы. Тошно, братцы!
Вот и сказка вся…
«Не успели! Обманули!» —
Ударяет в голове.
Вдруг да на ухо шепнули:
«Прижимайся сам к себе!
Берегись и стань покорным,
Нам сподручней, нам видней».
В подворотне трое в чёрном
Стерегли коней…

Европейская стужа стара,
Как растрёпанный том в переплёте,
И седая сова на болоте
Коротает при ней вечера.
Разнесётся охотничий клик,
Пробегут с деревянной трещоткой
И горит в очаге за решёткой
Рукописный весенний дневник.
Мечет искры в проталину ветер,
Режут уголь, вздыхая, меха.
Шапка снега блестит на повети,
Под ножом ослепив петуха.
Копит солод морозный рябина —
Грозди с ночи темнее горят.
От солений – на зёрнышках тмина
Настоялся в сенях аромат.
«Дети, что же вы? Кланяйтесь деду!»
Входит облако инея в клеть
И басит: «Краем леса поеду.
Может, ёлочку вам приглядеть?»

У буден моих, у магрибских верблюдов,
Нагружены мягкие кладью горбы,
И бронзово солнца библейское блюдо
В песке раскалённой недельной тропы…
Оно меня будит и, стало быть, будет
Щитом интересов большого купца,
Чьи верные слуги и добрые люди
Готовы меня подымать до конца.
Ты видишь того, что, рыдая, подпругу
Зубами рванул на себя второпях?
Он подал мне руку как старому другу,
Он думает, я разделю его страх.
Здесь каждый навечно записанный в стражу,
Войдя в самому себе праведный раж,
До смерти подставил плечо под поклажу
И всем говорит, что свобода – мираж.
Здесь каждый готов и равняется каждый
С рассветом в затылок на всех остальных,
И пламя меня пожирающей жажды
Противней проказы любому из них!

Застенчивый корнет
Поодаль Перемышля
Читает, став на свет,
Японские трёхстишья.
Поднёс листы к глазам
И взвешивает звуки:
«Конец осенним дням.
Уже разводит руки…»
Он сдерживает дрожь
И, строчки повторяя,
Разительно похож
Лицом на самурая.
А на краю леска
Четыре эскадрона
Ахтырского полка
Крушат Наполеона.
Погода хороша —
Хрустит мороз в мундире,
И русская душа
Куда французской шире!

Погляди сюда, лиценциат,
Не води растерянно глазами.
Ты – модель, и кажется, не рад…
Почитай-ка что-нибудь на память.
Расскажи о чёрной ворожбе,
Если не боишься. Если хочешь —
О любви безумной, о гульбе,
Молодецких кознях среди ночи,
Как рога наставил старику,
Как отшила набожная баба,
Расскажи про гибель и тоску,
Про гашиш у старого араба,
Как ты солнце с Крюгером встречал,
Украшая ленточками флюгер,
Как тебя нашёл глазами Крюгер
И в костре на площади кричал…
Ярче свет на левой половине,
Волосок лежит на волоске,
Верный знак служенья медицине —
Матовые ландыши в руке.