Ольга Романова - В механике небесной атмосферы

Медитируй со мной,
Реанимируй меня.
Не у других за спиной,
А среди белого дня.

Не у других за столом,
А у подножья горы.
Покрылись реки все льдом,
Они как время стары.

Еду, еду далеко,
Ненавистен мне покой.
Неизведанные дали
Нежно машут мне рукой.

Приговаривают вдруг,
Что ты входишь в тайный круг.
Независимых скитаний,
Путь захватывает дух.

Почему в тебе столько сахара,
Столько манкости, но не вязкости.
И душа твоя нежно плакала,
Никогда не зная усталости.

Почему в тебе столько радости,
Столько детскости и ранимости.
Почему в тебе столько святости,
Столько страсти и столько невинности.

Почему в тебе столько сущности,
Столько главного, горы краткости.
Столько хрупкости и воздушности,
Неизведанной силы и слабости.

Почему в тебе столько нежности,
Она бьется птицей невенчанной.
Откуда в тебе столько верности,
Она катится по полу жемчугом.

Почему в тебе столько вольности,
Столько жажды лучей солнечных.
Нереальной боли и скромности,
И высот в твоем мире заоблачных.

Почему в тебе столько сахара,
Столько манкости, но не вязкости.
И душа твоя нежно плакала,
Никогда не зная усталости.

Это было однажды с нами,
Триста лет назад или двести.
Ты возникла, словно цунами,
Заболел я морской болезнью.

Пусть другие в это не верят,
В сказки верят ведь только дети.
Ты находка или потеря,
Знаю точно, что я не третий.

Знаю точно, что я украдкой,
Хоть на миг, но тебя увижу.
На душе моей станет сладко,
И снесет мне, возможно, крышу.

Ты купаешься в этой страсти,
И меня эта сила держит.
Рвешь реальность мою на части,
Находясь одна на манеже.

Находясь одна во вселенной,
На малиновом побережье.
И вокруг тебя манекены
Ты одна на нем, как и прежде.

Это было однажды где-то,
Неизвестно в котором веке.
Ты взяла себе мое лето,
Жду тебя я в холодном снеге.

Пропадая в утреннем холоде
Мы, укутавшись, небылицами.
Исчезаем в туманном городе,
И сливаемся с грустными лицами.

Непохожими на приятелей,
Отдаляясь кометами разными.
На страницах различных писателей
Стали белые снова красными.

Господа обернулись в товарищи,
И хлебают щи лаптем липовым.
И плюют на мир загнивающий,
Прикрываясь листочком фиговым.

И в трамваях ездят, ссутулившись,
Уступая места прижимисто.
Улыбаются жизни, нахмурившись,
Ведь еще при рождении выросли.

И шагают так по инерции,
По сквозным переулкам радости.
Нет желаний и нет потенции,
На краю у собственной старости.

Забывая об этих казусах,
Пропадая в утреннем холоде.
Остановится время на часах,
Исчезая в туманном городе…

Последний снег летит на головы крупой,
Он нас не видит, он слепой.
Вновь ищет он себе ночлег,
В моей весне, нелепой, резкой, неземной,
Случайно путает следы к тебе.

Последний день завидует, что ты живешь,
Цепляется на платье чья-то брошь.
Кружится чайкой память, ей плевать,
Ведь после снега будет, будет дождь,
Сплошной чертой, ты это подытожь.

Ты не исправила зиму,
Не обманула весну.
Ждать больше невыносимо,
Нужно вернуть тишину.

Ты не обрезала крылья,
Но так хотела взлететь.
Просто не отпустили,
Просто расправили сеть.

Мне понравился день
Он пытливо молчал,
Он пытался шутить,
И рассветы встречал.

Утро, выкурив ночь,
От тумана устав.
Непутевую дочь,
На поруки отдав.

По крышам остывающего дня,
Плывет душа таинственно и просто.
Она еще юна, она подросток,
И ищет она точно не меня.

По будням уходящей суеты,
Летит она, на зависть небылицам,
То птицей обернется, то не птицей,
Ей тесно в рамках этой пустоты.

Она любила вино Chablis
И сигарет крепких аромат.
Жила одна на краю земли,
Но возвращалась в свой Ленинград.