Зинаида Миркина - Огонь без дыма

Ты говоришь: все наше море плача

Осушит ликованье бытия,

Когда поймем, что ничего не значит

Ни боль моя, ни даже смерть Твоя.

Очнемся мы от спячки непробудной

И вдруг увидим цель и смысл пути.

Но это трудно, бесконечно трудно —

Быть может, так же, как на крест взойти.

Ни счастием, ни мукой не измерить

Твою непостижимую красу.

Я верую, мой Господи, я верю

И потому свой крест сквозь жизнь несу.

А песнь души так схожа с птичьим пеньем!

Ее не передаст ничей рассказ.

Кто знает, что такое воскресенье,

Тот, может быть, еще научит нас.

Мне предназначено всё небо.

Меня оно, раскрывшись, ждет.

О, если б сил хватило мне бы

Раскрыться так, как небосвод!

Плывут белеющие горы

Над золотом лесных вершин,

Приоткрывая мне просторы

Моей, зажатой в плоть души.

Как почка эта плоть тугая.

Душа моя свернулась в ней

И содрогается, пугаясь

Неизмеримости своей.

Мне нужно неба очень много,

Мне нужно много тишины,

Чтоб доросла душа до Бога,

Перерастая наши сны.

Мне нужно море, нужно поле,

Не разделенное межой,

Чтобы вобрать всю меру боли

И не назвать ее чужой.

Немое небо было Словом,

Непредсказуемым и новым

В нем смыслы тайные, иные

Бледны, как знаки водяные.

Миг совершенной красоты.

Есть миг, в который время встало.

Душа вовнутрь себя вобрала

Господни вечные черты.

И миг, очищенный от сора,

Вдруг стал насыщенным раствором —

Переполненьем бытия,

В котором слиты Бог и я.

О, Господи, как много сил мне надо!

Да нет, совсем не сил, а тишины,

Чтоб не бояться дьявола и ада,

Чтобы понять, что это только сны,

Что это лишь пугающие тени.

О, Боже, как Ты глубоко молчишь!

Какая тишь нужна для пробужденья!

Шум усыпляет. Пробуждает тишь.

Бог остается нам не слышным.

Плоть – это плоть, а дух есть дух.

Он говорит намного тише,

Чем может различить наш слух.

Да, он не различим для слуха,

Не виден глазу наш Господь.

Дух обратится только к духу

В часы, когда замолкнет плоть.

Высь в бледно-розовом узоре.

Пространство стынет в тишине.

И точно так же, как в просторе,

Свет расправляется во мне.

Богослуженье в небосводе.

Рассветный час глубок и чист.

В сей час из сердца Бог восходит,

Как из набухшей почки лист.

Нет больше блещущей лазури,

Немого ликованья нет.

Но небо не нависло, хмурясь,

А мягко затаило свет.

Подсвет чуть видимый, случайный,

Высь переливчато бела.

И к сердцу прикоснулась тайна,

И тайна в тайну увела.

Преображенье… Это очи

Гор е — и дальше, выше гор,

И сердца стиснутый комочек

Развернут вдруг во весь простор.

Настал конец тоске, обиде,

И унялась земная дрожь.

Та к вот когда ты все увидишь.

Та к вот когда ты все поймешь.

В листве – луча косого нить,

Плеск, веянье, прохлада.

Деревьям надо только быть ,

А большего не надо.

Забуду помыслы свои,

Свои заботы скину.

Всё тише, тише, тише – и

Я с Деревом едина.

Я всей собой прильну к нему —

Совсем недвижны ноги —

И тут-то, тут-то, тут пойму

Всю истину о Боге.

Ну да, пойму сегодня я

Всем сердцем, так, как дети,

Что Он – условье бытия

Для каждого на свете.

И не прервется жизни нить,

Сквозь боль проглянет радость…

Ведь Богу надо только быть ,

А большего не надо.

А как распелись соловьи

На празднике Господнем!

Я с ними в Божьем бытии

Участвую сегодня.

Участвовать в росте деревьев,

В рожденье и росте листа.

Участвовать в миротвореньи,

В восстанье из смерти Христа.

Бог нас не давил своей властью,

Он так нескончаемо тих…

Он только лишь просит участья

В делах чудотворных Своих.

Совпасть с движением ствола,

С направленностью ели,

Чтобы душа, как лес, могла

Идти к незримой цели.

О, только б, только не свернуть,