Константин Симонов - Друзья и враги (Стихи)

Волны, как усталые руки,
Тихо шлепают в ее люки.

Где теперь вы, наш провожатый,
Джемс О’Квисли, наш добрый гений,
Славный малый и аккуратный
Собиратель всех наших мнений?

Как бы, верно, вас удивила
Моя клятва спустя два года,
Что мне видеть там нужно было
Просто небо и просто воду,
Просто пасмурную погоду,
Просто северную природу,
Просто снега хлопья косые,
Мне напомнившие Россию.
Угадав этот частный случай,
Чем скитаться со мною в паре,
Вы могли бы гораздо лучше
Провести свое время в баре.

Ну, а в общем-то — дело скверно,
Успокаивать вас не буду:
Коммунизм победит повсюду!
Вы тревожьтесь! Это вы верно!

Опять в газетах пишут о войне,
Опять ругают русских и Россию,
И переводчик переводит мне
С чужим акцентом их слова чужие.

Китайский журналист, прохвост из
«Нанкин Ньюс»,
Идет ко мне с бутылкою; наверно,
В душе мечтает, что я вдруг напьюсь
И что-нибудь скажу о «кознях
Коминтерна».

Потом он сам напьется и уйдет.
Все как вчера. Терпенье, брат, терпенье!
Дождь выступает на стекле, как пот,
И стонет паровое отопленье.

Что ж мне сказать тебе, пока сюда
Он до меня с бутылкой не добрался?
Что я люблю тебя? — Да.
Что тоскую? — Да.
Что тщетно я не тосковать старался?

Да. Если женщину уже не ранней
страстью
Ты держишь спутницей своей души,
Не легкостью чудес, а трудной старой
властью,
Где чтоб вдвоем навек — все средства
хороши,

Когда она — не просто ожиданье
Чего-то, что еще, быть может, вздор,
А всех разлук и встреч чередованье,
За жизнь мою любви с войною спор,

Тогда разлука с ней совсем трудна,
Платочком ей ты не помашешь
с борта,
Осколком родины в груди сидит она,
Всегда готовая задеть аорту.

Не выслушать… В рентген
не разглядеть…
А на чужбине в сердце перебои.
Не вынуть — смерть всегда таскать
с собою,
А вынуть — сразу умереть.

Так сила всей по родине тоски,
Соединившись по тебе с тоскою,
Вдруг грубо сердце сдавит мне рукою.
Но что бы делал я без той руки?

— Хэлло! Не помешал вам? Как дела?
Что пьем сегодня — виски, ром?
— Любое.—
Сейчас под стол свалю его со зла,
И мы еще договорим с тобою!

Уже японских ползимы
В корреспондентском клубе мы

Живем, почти как дипломаты,
Живем, обложенные ватой

Чужих вопросов и речей,
Чужих опасных мелочей

И, ждущих от тебя ошибок,
Чужих внимательных улыбок.

Смертельно вежливым огнем
Окружены мы день за днем.

Зато я снюсь себе ночами
С мешком и скаткой за плечами,

Покинув этот чортов дом,
Я обхожу весь мир пешком.

Похожий на тире и точки,
Звук дальней пулеметной строчки

Почти неслышною рукой
Меня ведет туда, где бой,

Туда, где, землю огибая,
В дыму идет передовая.

Начавшись у воды в упор,
Она идет меж рыжих гор,

И вьется из-за Пиренеев
Пороховой дымок над нею.

Она идет через Париж
Траншеей меж домов и крыш,

Безмолвно, но неотвратимо,
Проходит посредине Рима

И с «Партизанской» на устах
Гремит на греческих холмах.

То вся в огне, в аду, то в дымке,
То на виду, то невидимкой,

То в свисте бомб и громе танков,
То в катакомбах и землянках,

Она идет сквозь сорок стран —
То молча, то под барабан,

Под «Марсельезу» с «Варшавянкой»,
Под «Пролетарии всех стран!»

Теряясь, но не пропадая,
Она идет к полям Китая,

Туда, где на передовой
Сейчас всего слышнее бой.

К земле прикладывая ухо,
Я приближаюсь к ней по слуху,

За ночью ночь иду туда,
Где в вспышках горная гряда,

Где на дороги ледяные
В бессмертье падают живые