Надежда Скорнякова - Серебро на изумрудах

Белый дым жасмин опутал. Белый дым.
Белый дым разносит ветер на крыле.
Стало небо не лазоревым – седым.
Дым как пепел оседает на земле.

Быть грозе, и небо молния прожжет.
Но останется в сгущающейся мгле
Белый дым. Жасмин над миром понесет
Белый пепел лепестков в листвы золе.

Вечер размещал жасмин с шиповником,
В вареве светило утопив.
Вновь с ветвей тоскующим любовником
Соловей выводит свой мотив.

Жарок май июльски. Грозы прячутся.
Выплакались, видно, в прошлых днях.
Вот и мне под пение не плачется.
Плачь, певец пернатый, за меня…

По откосам полощутся флаги.
Это, празднуя лета приход,
Расщедрился на алые маки
Май, путей совершая обход.

От чего раскраснелись бедняги?
От волнения, не от стыда.
Провожают на насыпях маки
В дальний, ближний ли путь поезда.

Только тонкие ноженьки гнутся,
Только ветер им рвет лепестки:
– Пусть вернутся они… Пусть вернутся
Подарить нам тепло от руки…

Сколько нежности в них и отваги —
Полыхают в траве, но не жгут…
По откосам полощутся флаги…
Это алые маки цветут…

Акации гроздь вновь пьянит ароматом.
Кружат лепестки, мне напомнив отца…
А разум пугает, дразня невозвратом
Цветения из детства резного ларьца…
И душит меня этот белый дурман…
Яжадно вдыхаю иллюзий обман…

Остыли улицы. Не пышет жаром
Асфальт. Шагает ночь хмельна
По мостовым и по бульварам…
Весна…

Выйди в ночь по незримой тропинке,
По ступеням теней и ветвей
И с чернеющим небом в обнимку
Отрекись от заботы полей.

Холить всходы, стремясь к урожаю —
Лунным путникам, знать, не дано.
Холод звезд их глаза отражают.
Отогреть их стараться – смешно…

Ты шагни в этот мир по тропинке,
По ветвям и теням, и поймешь —
Что правдивы лишь звездные льдинки
В эту южную майскую ложь.

И, как сильно тебя не просили б,
Не смотри на оставленный край.
В нем тебя бы по осень скосили,
Поминая цветенье и май.

Лучше вверх, без оглядки, без страха,
К тем, кто ценит покой и простор,
К тем, кто словно просыпанный сахар
Из крупинок слагает узор,

К лику, что, не пройдя половину,
Серебрит молодые рога…
Пусть качается веткой жасмина
Над тропинкой созвездий дуга…

Ветер. Всполохи. Раскаты.
Пыль летит в глаза,
Исчезая в танце капель.
Вечер. Май. Гроза.

Представь перед мысленным взором
Своим беззатейную глушь,
Цвет яблонь за шатким забором,
Дорогу в бездонности луж,
Домишко, что ждет, подбочинясь,
Хозяев, окон слепоту,
И песню двери, без причины
Зовущую в глубь, в пустоту.
Зовущую жизнью заполнить
Косые четыре угла,
Прогнать из тоскующих комнат
И эхо, и пыль со стола…
Ты слышишь, как плачет калитка,
Петель проржавевших стыдясь?
Ты знаешь, что было б ошибкой
Сейчас оборвать эту связь?
Ты чувствуешь запах покоя?
Ты хочешь обнять тишину?
Тогда не одна я. Нас двое
У этого дома в плену.

Отягченная вешним дождем,
Гнется тонкая ветка сирени.
Боль никто не поймет, не оценит,
Не стряхнет, распрямивши излом.

Отряхнувши, замочишь наряд.
Без того вездесущая сырость.
Ждать уставши, не требует милость
От прохожих, что мимо спешат.

Но не вечен дождей вешний ход.
Расщедрится на солнце погода.
И, избавивши листья от гнета,
Лишь пышнее сирень расцветет.

Разлетелось небо на осколки.
(Может, жар виновен, нет – гроза)
Лепестки раскрыли как иголки
Синие цветочные глаза.

И упрямо спорят с небесами,
Кто и чей себе присвоил цвет:
То ли небо их глядит глазами,
То ли их глаза – ему ответ.

Сквозь твердь потолка
И давно обветшалую крышу
Закрывши глаза,
Я упрямо тянусь в вышину.
Отринув привычные
Сенсоры мира, я вижу
Незримое глазом
И в этой картине тону.