Владимир Ильичев (Сквер) - V щё… чку

Загоните под плинтус
мусориночку веником,
и в открытые Виндоус
пошепчитесь о том,
что немытые окна —
это дело хозяйское,
свежий воздух – не догма,
если свой – управдом.

Но в подплинтусном царстве
мусориночки встретятся,
объяснятся, обнимутся
и потомство дадут…
Вы пока не волнуйтесь о
(п) у (т) ях Сани Спектора —
я ему не накапаю,
как и что здесь метут.

Я наблюдаю за их расстановкой:
левые мысли, правые мысли…
Вот и душа со спортивной сноровкой.
Спишь на Ленкфильме и ждешь Кейт Уинслет.

Это предательски верное войско:
правые мысли, левые мысли.
Ну, и душа, фитильками из воска,
круглые даты – квадратные числа.

В искренне пахнущей краской газете —
правые мысли, правые мысли.
Лайте, собаки, зеваки, глазейте:
враг в зоопарке, с макакой и гризли!

Как же всех нас накренили направо
левые мысли, левые мысли.
Штотеп Ерьбудетъ – потомок Би Сбраво.

Пой, Элвис Пресли.

Дыши, Джозеф Пристли!

Ловите, укротители природы —
барыги, расхитители, уроды,
мой пламенный горячий непривет,
для крови ледяной – другого нет.

Мне снилось, что, объятый серым дымом,
пойду я, сам не свой, в краю пустынном,
в тени каких-то грязных облаков.
Ловите мой заоблачный fuck off!

Проснулся я и вышел на дорогу,
босой, простой, подобно бандерлогу,
а может – небольшому хомячку.
С большим акцептом вашему очку.

Очку в игре с планеткой неазартной.
Очку в игре – без жизни ей назавтра.
Очку в игре с дыханием моим.
Так схавайте ответ на вашу дрим.

Не знаю, сколько лет нам дали майа,
и что за кровь такая – голубая,
но снайпер-апокалипсис грядет —
для тех, кто море слил, а все гребет.

Для тех, кто в небо плюнул, будто с выси,
для тех, кто разбивает камни-мысли —
очку огнеопасен их секрет.

Fuck off! И мой горящий непривет!

Поумерь-ка юный пыл. Ты не юный.
Перестань быть егозой, зрелый муж.
Прекрати стихами портить гальюны!
Сдай-ка писарю наброски для душ.

Сам же видишь, море – соль, соль – не сахар.
Мало помнить через годы маяк.
Без признания ты – юнга, писака.
А со степенью – поэт и моряк.

Йияха! Чем же я, скажите, не юный?
Руки, ноги, сердце, две головы…
Мне до вашей рыболовной коммуны
нет и дела в соли-доле Невы.

То, что с вами на совхозной калоше —
так не помню, как попал. Перепил.
Вижу – писарь Иоанн, это гоже,
но с каких он добрых гор – книгофил?

Нынче где по расписанию пристань?
Или мне сойти сейчас прямо здесь?
Да, Нева и холодна, и пятниста,
но и с вами – задубеть-перецвесть.

Я – не то чтобы гальюнный. Но пылкий.
И на суше прослыву егозой…

Тараканы просыпают опилки
на речную маслянистую соль.

Мля, в шестьсот миллиардов рублей
обойдется России футболь-
ный, на мерзлых болотах, турнир.
Поболеем за наших. Уррряяяя!…

Сумасшествие – еее… сильвупле.
Впрочем, тропиков снежная роль
не стирает нам разум до дыр.
Здравы будем. За спорт. За царя!

С шоколадным батоном,
с запасными трусами,
с туалетной бумагой
и с айпадом – в суме —

по годам монотонным,
городами и снами
едет леди (не Гага).
Что у ней на уме?

На уме – анаболик,
затемненные стекла,
рукописная книга
и пила для ногтей…

В косметической доле
карта банка подмокла,
но монгольское иго
было все же страшней.

Бомбоносно другое:
равносильно просмотру
исповедного мыла —
заглянуть к ней… туда…

Но мужчина спокоен,
он в правах, он из СОБРа.
Обстановка уныла.
Монотонны года.

Шоколадный батончик,
труснячки, бумазейка…

Стандарты получаются двойными
у тех, кто сроки годности менял
на яблочном пюре, и на гордыне —
и сам себя за это извинял.

Но что в детсаде ели их детишки?
Наверное, такое же пюре.
Солидный детский сад, и папы-шишки,
а денюшка одно дает амбре.