Лейла Муллагалеева - 2014 +/-. Стихи

Новый мир
под пером у Мастера
открывает эпоху войн.
В нём герой
без меча и бластера
охраняет земной покой.

Восстаёт он
на пике ветреном,
опираясь на посох-сук.
Заклинанья
из слов потерянных
собирает в ладонях рук.

И великая сила
кроется
под сплошным эбонитом туч…
А герой без меча
всё молится,
к небесам подбирая ключ.

Нам исход неизвестен
– временно —
ведь войны не исчерпан срок.

Руки к небу
на пике ветреном
всё вздымает седой Пророк.

Мне этот мир приносит
радость и страдания,
но в нём туман
их размывает очертания.

Но скоро мир и сам
падёт за грань реальности,
теряясь между равнодушием
и крайностью.

А я возьму чуть-чуть
чернил у горизонта
и обведу поярче
всех эмоций контур.

Вновь научусь встречать
и радости, и беды.

Я проведу свою черту
меж тьмой и светом.

Воздух —
что жидкий хрусталь;
резво птицы кружат,
словно хлебнули
рябинный
сироп-энергетик.

В снежной накидке
брутального леса
душа
оттаяла вдруг,
обнажив
под сугробом букетик —

белых подснежников
хрупких
букет кружевной —
будто само
воплощение
прежних снежинок.

«Будешь, весна,
ты моей
ненаглядной женой?»

«Нет! —
пронеслось над его
головой вороной,
– я пройду мимо
заросших корнями
тропинок;
может, и вовсе
я их обойду
стороной.

…после меня
к тебе в гости
нагрянет мой брат —
стройный
в одеждах зелёных
кудрявый мулат.

Ты угощай его:
ягод, смотри,
не жалей!

С этим он станет
добрее к тебе,
веселей.

А постараешься —
станет меж нами,
как сват!»

О, помоги мне
справиться с собой,
когда шайтан меня
грехами искушает.

Они, пусть,
малые —
но в них беда большая:

когда они набросятся
гурьбой —
утонешь в них,
как в яме выгребной

всё содержимое
её нутра
вкушая.

О, помоги мне
справиться с собой…

Бледный месяц
за тучей потух.
Почерневший
сорвался лист,
как безбожник и атеист,
на земле
испустить свой дух.

На могиле средь
сгнивших цветов,
под надломленным
ржавым крестом,
сбитый дрожью,
лежал пластом,
старый пёс,
в самом пике летов.

Я, как тень
жизнью смытых границ,
сгустком света
к нему подошёл.
Вспомнил храп его
так хорошо,
как не помнил
мелькающих лиц.

Он почуял меня
и завыл,
не страшась воем мёртвых
поднять.

Лишь детей
потерявшая мать
внять душой бы
смогла его пыл.

Я взглянул
в два туманных зрачка.
Ничего в них
давно уже нет.
Ветер сдунул
наш вечный момент
звонко сломленным
хрустом сучка.

Я молчал.
До рассвета б молчал.
Но, в глазах своих
влагу держа,
я воскликнул:
«Родная душа!
В бренном мире
надёжный причал!

Дом мой нынешний
в мокрой земле…
Иногда, прошу,
помни о том:
мне теплей
под твоим животом,
чем под пледом снегов
в феврале.»

Были лужи
и слякоть кругом.
Но дрожать перестал он.
В глазах
засветился мой
призрачный прах.

…я ж его
чуть не кончил щенком…

Я бежала по снегу
неистово
прочь от дома,
навстречу заре.

Было небо большим,
аметистовым,
и восток по-иному горел.

Даже снег был
чуть-чуть фиолетовым
и навязчиво ярко блестел.

Никогда
не забуду я этого,
как забыла
о важности дел.

Как забыла,
зачем я бежала вдаль,
засмотревшись
на утренний сон.

Может быть,
это вовсе – не невидаль?

Может мир
вот таким был рождён…

От своей стаи вдруг отбилась
Птица Райская
и притворилась,
будто сломано крыло.