Лейла Муллагалеева - 2014 +/-. Стихи

Вот виден сквозь пар
от дыханья – таинственный блик.
Он вроде впервые
возник в перспективе обзора.

Бесхитростный шар…
По природе пустынен и дик,
как те и иные
планеты без фауны и флоры.

Тени очертили
по каёмке
все вокруг
предметы естества.
Поднялись
крылатые бездомки
в небо,
как летучий караван.

Листья взволновались
на деревьях
от внезапной
рьяности их крыл.

Может ль быть:
романтику кочевья
от людей
неверный дух сокрыл?

Улетят туда,
где волны бьются
об крутые
скалы берегов.
Солнце, словно
яблоко на блюдце,
катится
за край материков.

Вальяжно сакуры
сорили лепестками,
раскрасив в розовый
апрельские недели.

По ним ступаю
бесмятежными шагами,
гуляя по
благоухающим аллеям.

И разогретые
весенние деньки
текут во времени,
как кровь
в живучем теле;

как звуки музыки —
напрашиваясь еле
на слух
при чтеньи
поэтической строки.

И эта розовая
сахарная блажь
собой о страсти
и любви
напоминает.

Но я —
есть я —
души ослушной страж.

Я, вопреки мирскому,
грежу
Вечным Раем!

Человек невозможно мил:
он так трепетно помнит всё
то, что в детстве
своём любил.

Тихий быт деревень и сёл.

Помнит,
хмель на крылечке цвёл.

Помнит,
шершень над ним кружил.

Помнит,
ключ под горой журчал,
сосны в воду бросали тень.

Там начало у всех начал
и надёжная в жизнь ступень.

Утренний туман
над Литлширом
легковесно стелется
и низко.
Два яйца, бобы
и тосты с сыром —
подан сытный завтрак
по-английски.

Пробудился садик
за окошком —
рыжею зарёй
врасплох застанут.
Лепестки в зелёных
плодоножках
выкрасились в цвет,
глотнув туману.

Мерно и спокойно
зреют злаки
в строгой
геометрии полей.

В огороды вышли работяги,
на дороги —
вольные бродяги.

Небеса становятся
светлей.

В неведомом мире,
что грезится часто мне
прекрасная небыль
в пространстве течёт,
как день.

Яснее и шире
видятся, чем во сне
секвойи до неба,
и слышится чья-то песнь.

Там гладь водоёма
прозрачней стекла витрин,
до дна далеко —
как с неба и до земли.

Знакомый до боли
образ немых картин
забыть нелегко.
Он так глубоко…
вдали.

Там под
монолитом вод
древний город спит.
А корни секвойй
разрушают каменья зданий,

листвой подперев небосвод
и беспечный быт
птиц – их гомон живой
и песен их смысл многогранный.

Я люблю этот мир.
Но не за прелестный вид.
И не за тайну,
что он под собой хранит.

И не за трепет
тихий далёких лир.

А за то, что тот город
впредь от грехов отмыт.

Лихо пронеслась
гроза над степью.
До чего тот край
к дождям строптив!

Воздух исстегала,
словно плетью,
атмосферу тлена
разрядив.

Быль-ковыль к земле
приник от страха.
А люцерна —
та наоборот —
расцвела, воспряла,
как из праха.

В небесах то тут,
то там сверкнёт!

И татар, по жизни
хмуря брови,
из шатра
глядит на небосвод:

толь со страстью,
толь с холодной кровью —
в этом сам себя
не разберёт.

Там благородные
струятся водопады,
где спят подножия
далёких побережий.
Но я же чувствую —
божественное рядом!
Теперь не только лишь во сне,
как было прежде.

Я оживаю,
когда чувства оживают.
Но в этом мире
жизнь и боль – неразделимы.
И я уже одно другим
не измеряю.

И мне достаточно, что ветер
дует в спину!

Иду по ветру,
но ветрам – не покоряюсь.
Они не мой фетиш.
Я просто верю в знаки.