Юрий Зобнин - Николай Гумилев. Слово и Дело

Суд присяжных, оправдав Бейлиса, признал в то же время сам факт ритуального убийства. Злодеяние было, действительно, совершено экзотическим способом: 47 колотых ран в разные органы с видимой целью полностью обескровить еще живую жертву. Позднейшие историки склонялись к мнению, что убийство совершили уголовники, устраняя свидетеля готовящегося преступления (ограбления собора), а специфические ранения были нанесены, чтобы направить киевскую полицию по ложному следу. Следует отметить, что «дело Бейлиса» уже на ранних этапах следствия было использовано влиятельными антисемитами как аргумент против проводимой Столыпиным линии на отмену «черты оседлости», и с этого момента политические интриги возобладали над правовыми методами расследования этого громкого преступления.

Роковая женщина ( фр .).

Спортивно-хореографическая система швейцарского композитора и педагога Э. Жак-Далькроза (1865–1950) явилась прообразом современной ритмической гимнастики и включала воспитательные элементы, которые широко востребовались в начале XX века педагогами-новаторами в Европе и России.

Сборник В. Юнгера (Юнгерна) оказался завершающим в деятельности издательства «первого» «Цеха поэтов».

С. М. Городецкий . «Просторен мир и многозвучен…» (1913).

Наедине, с глазу на глаз ( фр .).

Согласно законам Российской Империи, сторона, виновная в разводе, лишалась права на детей и получала церковное прещение (временное или «вечное») на вступление в новый брак.

В Латвии семейству Фрейганг принадлежало имение Крыжуты под городом Люцин (Лудза), однако Гумилев в связи с этой поездкой упоминал приморскую курортную Либаву (Лиепаю), находящуюся в 500 километрах от Крыжут.

Сохранилась открытка, отправленная Гумилевым 17 июля 1914 г. из Петербурга Ахматовой в Слепнево. «Милая Анечка, – писал он, – может быть, приеду одновременно с этим письмом, может быть, на день позже. Телеграфирую, когда высылать лошадей…»

Мнения биографов о том, где и когда Гумилев встретил известие о начале Великой войны (вечер 19 июля [1 августа] 1914 года), расходятся. Возможно, что он (как и писал накануне Ахматовой), 18 июля добрался до Слепнево, а на следующий день, узнав о случившемся, вновь отправился в Петербург: путь от станции Подобино до столицы занимал около 8 часов. Но железнодорожное сообщение столицы со страной в эти дни было частично парализовано из-за объявленной мобилизации, так что Гумилева вполне могла остановить неразбериха, царящая на вокзалах. Свидетельство Ахматовой об обстоятельствах первых часов войны (помеченное в «Записных книжках» 1-м августа 1965 г.) очень неопределенно: «51 год тому назад началась та война – как помню тот день (в Слепневе) – утром еще спокойные стихи про другое («От счастья я не исцеляю»), а вечером вся жизнь – вдребезги. Недоумевающий Лева повторял: «Баба Аня – пачет, мама – пачет, тетя Хуха – пачет». И завыли бабы по деревне. Это один из главных дней». В съемной студенческой квартире В. К. Шилейко (5-я линия Васильевского острова, д. 10) Гумилев остановился сразу по прибытии в Петербург из Териоков 17 июля 1914 г.

Сретенье – буквально «встреча» (церковнослав.). В данном случае имеется в виду торжественная встреча, призванная продемонстрировать народное единение и поддержку (по аналогии с православным праздником Сретенья Господня, Богоявления).

Анна Ахматова. «Тот август, как желтое пламя…»

Вольноопределяющийся Н. Л. Сверчков в ходе обучения был признан негодным к кавалерийской службе по состоянию здоровья и отчислен медицинской комиссией с направлением в пехоту.

Забавно и в то же время величественно! ( фр .)

В. А. Комаровский умер в припадке помешательства 8 сентября 1914 г., в дни отбытия Гумилева из Царского Села в армию. При жизни Комаровского вышла единственная книга его стихов «Первая пристань» (1913), которую Гумилев в «аполлоновской» рецензии признал собранием «стихов мастера». «… Именно в кружке Гумилева, – писал в некрологической статье литературный критик Д. П. Святополк-Мирский, – только и сумели хоть немножко оценить Комаровского. Но Гумилев, вождь и учитель, имел неискоренимую потребность всех рассаживать по полочкам, и для Комаровского никакой полочки не прибрать было. Помню, как Комаровский мне рассказывал, как Гумилев приставал к нему: «Да чьей же, наконец, школе Вы принадлежите – к моей или Бунина?»