Владимир Иванов - СейЧАСТЫЕсть. Записки деревенского модника

P. S. Не будь они строптивы и упрямы,
То, может, меньше верили в рекламу,
Не зря врачи твердят своим знакомым:
– В такие дни сидите на больничном дома.

Суть в принятых правилах тона хорошего
В искусе принцесс, слегка огорошенных, —
Унять свой привычный начальственный тон,
Покуда бисером чужим бываешь ослеплён.

Есть сказка про классический процесс,
Как выявлять среди людей принцесс —
Указать сперва им властно на перину,
А после на горох в большой корзине.

Всё. Осталось – вымыть руки и дождаться,
Супу поесть иль вместо – в душе раздеваться.
Пускай потом горох об стенку градом,
Хоть и принцесса после душа рядом.

А чуть за полночь – гложет душу скука,
К чему горох, раз не разварен в супе?
Ритмичен секс, плавен, изящен менуэт,
Сгодятся «Сникерс» с «Твиксом» завтра на обед?

И палочка за палочкой хрустящего печенья,
Принцессы ценны тягой – к рода продолжению?
И от твёрдости каждой горошины в постели,
В испарине вертеться до истомы в юном теле.

P. S. Ворчал король, кивая светским дамам
И доедая суп гороховый от Золушки упрямо:
– Сынок! Не доверяй подбор невесты маме!
Чтоб в королевстве всё казалось малым.

Внезапной красотой небесной музы восхищён,
Но разум боле страстью не был возмущён,
На две лопатки упражнением ума уложен,
Контакт телесный между нами не возможен.

Считая, если к ста прибавится верста,
Уже достаточно сказать, их больше ста.
Казалось больше ста секунд её минута,
И в часе больше ста их стало почему-то.

Привыкли мысли с расстояния читать,
Когда не вместе, научились не скучать.
При повсеместной лжи и безразличии,
Осточертели эти песнопения о приличии,

Любовь привыкла к музе отдалённой,
Что глубина, когда вокруг бездонно?
Пусть тело разучится чувствовать боль,
Всю хоть в суете суетой не неволь.

Нам сотни суток перешли уже за тысячи,
А сны девичьи – иные, чем мальчишечьи.
К чему расчёты суток и периодов вращения,
Когда есть у неё своя орбита обращения?

Шлифуя грани бесполезных плоскостей,
От пересчёта сотен перешли до тысяч дней.
Читая мысли, чтобы вместе не скучать,
С годами научились сказочно молчать.

Тебе и ей осточертели эти песнопения,
Расстаться с музою без тени сожаления,
И безразличны траектории вращения,
Раз у неё отличная орбита обращения.

Спираль любви манила сила плотская,
Да пожирала всё мораль наша уродская.
Дочка, жена, сестра и наши мамы,
Они в своих амбициях жестоки и упрямы.

В безумствах родители спорят упрямо,
Как с сумасшедшим делить свою карму,
Четыре склочных, но любимых бабы,
Сколько ещё таких для счастья надо?

Вы ссор на несколько изб накопили,
Что лучше, родные, чужими мы бы были.
И только внучка – юное и чистое дитя,
Вся радость мира – только для тебя.

В талан зарыт был весь талант,
Всем музам вечным – только номинант,
Но искренне любим по их же воле,
Меня учить, хоть не заставят в школе.

Друзьям моим же проще объяснить,
Как истину на спирте разводить,
Взглянет вельможа за очками познатней,
Так он её ещё и Сэма гонит? Эге-гей!

Модно поэту нынче стало издаваться?
За славой всуе хлопотно гоняться?
Когда моя пришлась бы многим по душе
Прогулка с музой, просто – в неглиже.

В словах любви напрягся слух природный
И с ними орган нежный детородный,
Слово за словом залетали в душу —
Прок в клятвах, если случаем нарушу?