1960
Словно в горле песенки горошинка —
Пропою, а не произнесу.
Есть такая станция «Алешенька»,
Как тропинка к поезду в лесу.
В двух шагах от каменного города,
А как бы у света на краю,
Не известна никому, не дорога,
Сторожит стальную колею.
Ливнем стали и стекла по линии,
Будто на колесах города,
Никелем окованы, как инеем,
Мимо пролетают поезда.
Сколько Алексеев и Алешенек
В сутолоке, в громе, в суете
Названо, окликнуто, опрошено
На лесной сороковой версте?
Мимо все. С печалями, с улыбками
Без ответа мчатся поезда.
Что-то человеческое, зыбкое
Потерялось в громе навсегда.
Двести лет прошло с тех пор, как брошено
Лесу, полю, солнцу и реке
И летит — Алешенька, Алешенька, —
А ответа нету вдалеке…
1960
Здесь лесов-то тьма, а в лесах Тотьма
Утонула, — не видно крыш.
Как придет зима, занесет дома,
Сверху Тотьмы не разглядишь.
Всё леса, леса, вплоть до полюса,
И на юг леса, на восток,
За околицей хвоей колются,
Пробираются без дорог.
А в лесах она, река Сухона,
В ней веслом до дна не достать,
Как придет весна, думы вслух она
Начинает петь-напевать.
Она баскими дарит сказками,
А за сказками бает быль,
Быль неласкова, глубь опасная,
Разбиваются волны в пыль.
По реке плоты
В сорок две версты.
До небес семь верст,
Лесом все…
В небе тыщи звезд,
Месяц в полный рост,
И медведи ходят в овсе.
Хочешь верь не верь,
Приезжай, измерь,
Не мешай человеку врать.
Это просто проверить
Тебе теперь, —
Самолетом рукой подать.
Полчаса не срок, городок у ног,
И леса стоят, как сказал,
Только вот, браток, что насчет дорог, —
Про дороги я не соврал.
К нам дороги ягою меряны
Лет полсотни назад клюкой,
И клюка ее здесь потеряна
В темном лесе за Юг-рекой.
1960
1
Умели деды строить грады
И веси на Руси святой.
Стоят они, очей отрада,
Красой равняясь с простотой.
На наших северных широтах —
Видать, для света и тепла, —
Как солнышки ручной работы,
Горят над ними купола.
За Вологдой в дали таежной,
В конце проселка на пути,
Зайдешь под свод, и невозможно
Глаза от света отвести.
Веселый грешник Дионисий
Здесь песни пел и краски тер.
Он перенес на стены кистью
Тепло зари и синь озер.
Шеренги праведников рослых
Стремятся в рай, а там встают,
Толпятся мачтовые сосны
У Дионисия в раю.
Рай на горах, в бору с брусникой…
А может, правда, рай — в лесу?
Мой край родной, мой друг великий,
Как опишу твою красу?
Пылает северное лето,
Недвижны сосны. Спит вода.
И, на стожар в лугу надета,
Дрожит вечерняя звезда.
А в дальней дали с новой силой
Через дремучие леса
Старинный град, райцентр Кириллов,
Плывет, расправив паруса.
2
Я видел рай не нá небе,
Он в душу мне запал.
Его художник нанятый
В церквушке написал.
Но неподкупна кисть его.
И вот живет века
Работа Дионисия,
Как поле, как река.
Рай с соснами косматыми,
В бору заречном он,
С брусникою, с опятами, —
Я в этот рай влюблен.
А он, видать, без памяти
Любил свой бедный край,
Его на стенах каменных
Изобразив, как рай!
1960
Из лавки овощной доставленный,
Кочан капусты — это сгусток
Поэзии, но не прославленной,
Поскольку он — кочан капусты.
Кочан капусты — это золото
Дождей, качающихся, грузных,
И жарких дней, на солнце колотых,
В клубок закрученное с хрустом.
В нем пенье птиц, ветров смятение,
Прохлада тени, запах мяты
И первое тепло весеннее,
И звон отточенной лопаты,
И холодок росинки маковой,
Алмазной, гордой и прозрачной,
На листике рассады лаковом
Оброненный зарей кумачной.
Поэзия опубликована,
Все начинается, как вызов.
Сталь синяя секиры кованой
И плаха, струганная снизу.
Река в кастрюле медной взорвана,
Топочет пенными кругами,
Шипит плиты планета черная
И брызжет синими цветами.
О, георгины кухни газовой,
Железные цветы горелок!
Кочан капусты, волей разума,
В своей работе наторелом,
Читать дальше