«Рука не упадет – душа не оскудеет…»
Рука не упадет – душа не оскудеет,
И Божья благодать не застает врасплох.
Под небом золотым другая роза рдеет,
Под небом голубым цветет чертополох.
Под небом голубым вода чернее ночи.
Как можно ей крестить – она ведь не чиста.
Под небом золотым Пилат персты омочит
Студеной, ключевой, из вечных ран Христа.
Без вечных ран Христа земля теряет силу,
Без вечных слез мольбы – пустых синюшность век.
Под небом золотым не трудно Михаилу
Ладонью в грудь бия, вскричать: «я – человек!»
Под небом золотым – зачатие восхода:
Всегда светло горит, не начиная жечь.
Под небом голубым – едва ли миг за годы,
И эту воду пить, и в эту землю лечь.
Рука не упадет – душа не оскудеет.
Нет дани тяжелей – платить за Божий дар.
На небе золотом пузатый ангел реет,
А в небе голубом еще парит Икар.
Старик, что с дочерью твоей?
Жена – да мне какое дело,
Родить бы к празднику успела.
Эй, проводите-ка гостей!
Ах, места нет – а ей пора:
Скорей постлали сена в ясли…
Чадит коптилка с черным маслом,
Скрип двери, хохот со двора,
Хозяйкин крик да ставен стук —
Под праздник суетно и шумно,
Под праздник ругань, и бездумно
Наперебой гоняют слуг.
Под Рождество, под Рождество
Вскрывают погреб, режут птицу.
Гусиным горлом кровь струится —
Так начинают торжество.
Под Рождество, под Рождество
Снега белее, злее вьюга.
Да оградит ли от недуга
Святого старца сватовство?
Едва ль надежен ветхий кров,
Едва ль наутро солнце вспыхнет,
Метель вьюжит, вьюжит – не стихнет
Метель и чавканье коров.
С мороза, с инея в мелу
Зашел пастух воды напиться —
Не может баба разродиться
На мерзлом земляном полу!
Но эта ночь – под Рождество,
И чередом идет веселье,
Рекою мед, хмельные зелья —
Умэйн – родится Божество!
Зовут детей из дома в дом
И молодым велят рядиться…
Жена не может разродиться,
По-рыбьи воздух тянет ртом.
Уж не в уме – в полубреду —
Так тяжко, что кричать боится —
Не может Дева разродиться
В жару, в ознобе… кровь на льду…
Под Рождество, под Рождество
Так заметает, так заносит.
Молись усерднее, Иосиф,
Во славу сына своего!
Как будто скрипы по снегам,
Как будто легкий привкус дыма —
Но нет, волхвы проносят мимо
В кадилах тающий ладан.
Едва ли вещая звезда
Во вьюжной путанице зрима —
Опять волхвы проводят мимо
Свои с дарами поезда.
Благословен иль проклят час —
Оборвалось, под сердцем пусто…
И Мириам в который раз
Приносит мертвого Иисуса.
«На крыльях синей стрекозы…»
На крыльях синей стрекозы
Под сень серебряной пушинки,
Туда, где музыки азы
В бутоне зреющей кувшинки,
Где заплутавший луч дрожит,
Сполна хлебнув воды озерной,
Где ткут усердные стрижи
По краю свой полет узорный—
Там слюдяная глубина
Песчаной отмели случайной,
Травинка каждая видна,
Прильнувшая к доске причальной.
От озерца до озерца
В сосновой хвое тонет тропка.
Нам достается созерцать,
Творцу подыгрывая робко.
Контур из тумана четкий, чуткий,
Чайкой покачнулся на волне…
Не о нем шептали незабудки,
Василек, укрывшийся в стерне,
Или лепетали маргаритки,
Стайкой налетевшие на склон?
Сонное ворчание калитки,
В тростнике негромкий перезвон —
Истончилась утренняя дымка,
Озеро лучится, как кристалл:
Словно скинув шапку-невидимку,
Древний город из глубин восстал.
Размахнешься, плоский камень кинешь —
Он отскочит, будто от стены:
Это Китеж, славный город Китеж!
Вот и очертания видны,
Проявились и зубцы, и башни,
Что там – терема ли, купола?…
А вокруг холмы, луга и пашни
В зелени озерного стекла.
В паутине отраженных линий
Замирает утренняя тишь —
Только неба купол синий-синий,
Да едва колышется камыш.
Колокол небо вылакал,
Словно ожег язык.
Звонкую душу выплакал
И, обездвижен, сник.
Читать дальше