Алла Арцис - Зимородок. Стихи

Три пары железных ботинок.
Три посоха, жестью обитых,
Три сотни обмоток холщовых
Сносились, рассыпались в прах

С тех пор, как бреду без дороги —
Сугробы, овраги да логи,
Да долгие ночи тревоги
В трясучих шальных поездах.

С тех пор как покинула дом я —
Три года безумной погони.
Перо серебрится в ладони,
Ведет, не пускает назад,

Туда, где над грудой обломков
Боль раненой птицы не смолкла,
И алые брызги на стеклах
Легко поновляет закат.

Мой сокол умчался далече,
И вот мне скиталицей вечной
Брести никому ни навстречу
Да в окна чужие стучать.

Ну что ж, раз не вышло иначе,
Раз я не смогла по-другому,
Раз ни по кому по другому
Я так не умела скучать.

Небо слиплось, крошевом колким
Обреченно ринулось вниз,
Ледяные иглы-обломки
В чуть живую землю впились.

Мерзлый воздух блестками залит,
Остывает тремоло флейт.
Королева снежной печали
Распустила по небу шлейф.

Королева в хрустальной маске,
Обжигают ее уста,
Без стыда расточает ласки,
А под маскою пустота.

Распахнулась кареты дверца —
Или то кометы болид? —
Ты попал – в груди вместо сердца
Пустота у тебя болит.

Бедный Кай, из радужных льдинок
Слово «вечность» хочешь сложить.
Ты не с той ведешь поединок:
Пустота тебя сторожит.

В облаках сиреневой стужи
Пар дыханья едва дрожит.
Бедный Кай, ты уже не нужен
Королеве сусальной лжи.

Как теперь к тебе достучаться —
В пустоте ни метров, ни миль.
Если Герда сможет домчаться,
Одолев безмолвия штиль,

Добредет ли Герда, доскачет,
Изодрав драгоценный мех,
Пусть обнимет тебя, заплачет —
Слез ее не хватит на всех.

Не дотронуться, не согреться,
Стынут пальцы стиснутых рук,
И уже в груди вместо сердца
Стекленеет выдоха круг…

В облаках сиреневой стужи
Заалел серебряный край:
Ты всего лишь слегка простужен,
Зайчик мой, воробышек, Кай!

Я проснулась
Из-за отсутствия боли.
Бой часов
Оглушительно замер.
Луна на воде
Проступала разводами соли
И на небе
Размытыми пятнами рвано,
Как рисунок на камне.
Цикады
Свой бесконечный гекзаметр
Повторяли покорно.
Я проснулась,
Когда ощущать перестала боль.
Я была изваянье.
Ночь
Хищною рыбою черной
Плыла надо мной.

Бедный мастер,
Мой отчаянный мастер,
Что ты наделал!
Ты не чувствовал разве,
Как с каждым
Прикосновеньем резца,
Холодея,
Замирает твоя Галатея,
Не смея
С мучительной мраморной лаской
Покончить в сердцах…
Жизнь затеплилась было,
Словно в преддверии сказки —
Мастер, мастер,
Какой был задуман конец!
Я любила тебя,
Я тебя как умела, любила,
Я божественным делала
Твой оголтелый резец…

Ты напрасно трудился:
Снова
Пред тобой бездыханная глыба —
Мертвому
Неведома боль.
Ночь плывет надо мной —
Бездомная черная рыба,
И луна, разбиваясь о тело мое,
Обращается в соль.

Мне гадала цыганка.
Не цыганка – блондинка, шарлатанка,
Дежурная ведьма проектной конторы.
Из недр запыленных диоптрий
Вонзала суровые взоры
Вглубь ладоней.
Изрекала, конфузясь,
Читая едва по графиту,
Что пути мои сбиты,
И линии сходятся в узел.

Мне гадала цыганка
В электричке пустой
За той
Пресловутой проклятой
Ещё не забытой сто пятой
Верстой.
С налёту
Начала издалека:
Ворожила,
Что знать не положено ей, ворошила,
Спешила,
Пугала,
Без конца повторяла:
«Несчастна!
Безнадёжно, беспредельно, всечасно…»
Всё черно.
Тут покорно
Отворяла я ей свой пустой кошелёк:
Был далёк
Тот обратный мой путь,
И лишь несколько мелких монет
Завалялось на дне.
Как не выманить ей?
Как проворно не выложить мне —
Как-нибудь
За гроши
Откуплюсь от худой ворожбы!
Откупилась уже, по пути
Откупилась почти:
Я о камни, о корни
Стирала, сдирала ладони,
Чтобы линия стала ясней, чем просвет на погоне…

Электричка трясёт. Маленковская. Стоп, выходи.
Вот он, бывший Мазутный, Сокольники там, впереди.
Дачи старые, госпиталь, школа, за трубами – дом,
И берёзовый лес, и утиный смешной водоём.
Осень поздняя, звонкая, розовый дым поутру.
Это линия. Жизни. Прямая. Пока не помру.