От красоты цветов и аромата!
Остались дети в доме, черный пес —
Игрун любимый, у забора мята
Осталась, лебеда, её сам черт принес!
А я уехала! Вернусь теперь не скоро…
В душе пусть остаётся всё, как было:
Любовь, надежда, вера без укора,
Чтоб я весь мир, всех, всё и вся любила!
Донна Анна! Дугою бровь.
Всем поэтам волнует кровь.
Бархат взгляда, губы в улыбке,
А движенья легки, и зыбки
Добродетели, как пески.
Ты до боли сдавила виски,
Страстью полные. Не отнимешь рук.
Вдруг шаги в тишине, вороватый стук…
Не открой двери, не впусти его,
Долгожданного ворога своего!
Про него и слова не напишу…
Не люби его, я тебя прошу!
И крапинки её подола,
Как звезды в небе блещут россыпью…
Мне глаз не видеть. Очи долу
Она опустит. Царской поступью
Идёт. Но здесь дорожка узкая,
И разойтись нам, не получится.
«Возьми с собой, я тоже русская,
Я буду лучшая попутчица!
Я тоже битая, такая ж страстная,
И так же гордо ношу голову!
И про меня болтают разное,
И я ходила к небу… по воду
Детей рожала в муках, как и ты,
любила…
И свой конец предвижу.
Я никого, как Бог свят, не убила,
И я ни в ком врага себе не вижу.
Возьми с собой!» Подолом в крапинку
Взметнула, глянула в глаза:
– Тут, на щеке твоей, царапинка…
– А у тебя… блестит слеза…
Сначала я видела вишню,
Которой сломали ствол.
И с веток, уже умерших
Жар бус рвали. Нет, на стол
Потом не подали на блюде.
Срывая, совали в рот.
Зачем это сделали люди?
Затем, человек – вор и мот.
Весной не цвести невестой.
И осенью ржавым листом
Не сыпать. На этом месте,
Вы знаете, строят дом.
Потом я плыла в гондоле
По глади зелёной канала.
Венеция! Я на воле!
А, может, в плену? Не знала
Я о себе, что было.
Не знала того, что будет…
Что там на брегу? Проплыло
Всё мимо. Какие-то люди
Продажную девку били,
За косы таскали, платье
Сорвали. Она там или
Я мучаюсь. Ведь для знати
Игрушкой была доступной,
Платили мне чистым златом.
И пусть называли распутной,
Я в доме жила богатом…
Однажды, ревнивый любовник
Лицо полоснул кинжалом,
Когда я, на подоконник
Облокотясь, дрожала,
Выглядывая в ночи
Возлюбленного своего…
Оракул мой замолчи!
Лица потом моего
Они не хотели видеть,
Меня не хотели знать…
Но я не могла ненавидеть,
Но я не умела гнать…
Вот так умерла куртизанка
Венеции – шлюхой в порту.
Ах, я вам кажусь самозванкой?
Вы помните вишню ту?
Чтобы мне истину понять,
Наверно, нужно ужаснуться.
Снять пелену с глаз, вдруг проснуться,
Чтоб эту истину понять.
Когда проникнусь – ужаснусь,
Затрепещу от посвященья
В то, что герой мой – жалкий трус,
И нет ему за то прощенья.
Мне станет страшно от того,
Что я любила так напрасно,
Так тратила себя, так страстно
Желала ада своего…
Ещё страшней другое. Так
Преподается зла наука.
Я ужаснулась, но не звука
Не издала. О, сердца мрак!
О, безнадежность, боль и страх,
Какие истину вскормили!
Мне с этой истиной в горниле
Гореть. И плакать лишь в стихах.
Такое обычное слово – «измена».
Всего лишь перемена чьих-то жизней.
Окончен торг из чувств, и эта мена
Уж состоялась. Говорят, полезней
Всё разом поменять, использовать возможности,
Любить, любить, пока горит свеча.
Конечно, тут возникнуть могут сложности…
Но, если трудно, рубануть с плеча.
И жизнь у каждого, согласна я, одна.
И нужно что-то вспоминать под старость…
Но если вглубь нырнуть, достать до дна,
То вдруг окажется в ладони камнем малость
Ничтожная, не стоящая слёз
И слов моих (тем более в стихах)…
Но вот уж отшумело время гроз,
Я каяться намерена в грехах.
Измена – это слово не простое…
«Измена», «изменять» и из меня
Те ангелы, что в души дышат, воя
Вдруг душу вынули, на пламени огня
Её сожгли, и пепел лёг под ноги
Твои и той, мои и тех. Смотри.
О, вы, идущие, спешащие в дороги
Для перемен, измен! Всего лишь три,
Читать дальше