Людмила Козлова - Гамаюн

Позабыли о нашей стране?

Чей Посланник летит в вышине —

Бледный всадник на бледном коне?

Четвертовали Русь без топора —

пинком, плевком, отрыжкою из перца —

зияет в рёбрах рваная дыра,

и холодно расхристанному сердцу.

Помойкам, спиду, в каторгу и суд,

проказе наркотического блуда

живых детей спокойно продают,

а, говорят, что был казнён Иуда.

Он жив. И яд жирующего Зла

рождает вновь Чудовище Инферно.

Его походка – тяжела,

и жажда будет безразмерна!

Оранжевый, на иволгу похожий,

Летает пламень в пропасти восхода.

И часть меня птенцом летает тоже.

И тело океана пахнет йодом.

Лети, птенец, исторгнутый из тела,

Лети в цветок восточного светила,

Над океаном – в древние пределы.

Лети, лети, ведь я же отпустила.

Я знаю, там – горящее, как ветер,

Тебя захватит таинство восхода.

Здесь вечно плачут дети на рассвете,

И тело океана пахнет йодом.

Ты должен выжить. Ветер низовой

Ещё пока не вылизал планету.

И всё ещё оранжевы рассветы.

И небосвод висит над головой,

Когда же солнце чёрное взойдёт,

Когда восстанут призраки из ада,

Ты выберешь одну из верхних нот,

Не знающих сомненья и преграды.

Неслышным звуком, тонкою волной

Уйдёшь туда – в бессонные пределы.

Бесстрашный Ангел, крылья за спиной

Теперь ты можешь высвободить смело.

Гудит октябрьская листвяная метель.

И пляшут листья мёртвыми прыжками.

Прохожий, угодивший в канитель,

в подъезд войдёт и словно в вечность канет.

И в пустоте зависнет жёлтый звон,

И ветер вспыхнет пламенем прозрачным.

Мне кажется, я вижу страшный сон,

И кажется, я знаю, что он значит.

Уходит мир в пещерные слои,

Уходит мир в фарфоровую глину.

А ты лети в галактики свои —

Я за тебя в пещерах этих

сгину.

Жёлтого ветра вам, много-много,

Злых волков по следу и пилигрима.

Вы говорите, что вы недотрога —

Поверьте, это – преодолимо.

Нет защиты – душа заплачет,

Холод сердце переиначит.

И вы разрешите себе – чуть-чуть

Подкорректировать мысли,

Укоротить такой длинный, длинный путь.

Вот уже и другие числа где-то повисли

В какой-то вселенной.

Вы разрешите быть на «ты»,

а потом уже станете пленной,

и переступив через что-то —

рабою обыкновенной.

Волки есть волки,

хотя их злость несравнима

С уверенностью пилигрима.

Мне хочется дома не быть

лет десять,

А, может, и сто – если получится.

Мечта – она ведь не много весит.

Выйду на улицу,

запишусь в попутчицы.

И вот так – за шагом шаг,

всё дальше и дальше

От города – друга, прохожего,

Похожего на всех врагов сразу.

Уже не видно улиц, распятых

кривоглазыми светофорами.

Уже не слышно лиц, рекламирующих заразу.

Всё хорошо, но вот беда —

За мной увязалась бездомная кошка.

И знаете, это всегда —

Только начнёт получаться что-то немножко,

Так обязательно кто-нибудь крикнет:

«Скорее, сюда! Тут знают, куда идти!»

Оглянешься – а ты снова в той же толпе.

И даже не так – она уже бежит по тебе.

Наверное, всё равно, куда идти —

Наверное, в рай ведут все пути.

В замочную скважину вечно зрит

Стукач-доносчик, живой мертвец,

А вот, поди ж ты, и он говорит:

«Если есть Бог, то мне пипец!»

Безумны поз ы вы и т о шны движенья,

А всё предлагает соблазна вино.

Но время играет – на пониженье.

Медуза Горгона – старушка давно.

Ну, что, притомилась, подруга,

А я улетаю – привет!

Вот весть для подружьего круга!

И радостней весточки нет.

Но радость-то будет недолгой —

Улыбка не выцветет с морд,

Как я с новогоднею ёлкой

Вернусь и попробую торт.

Пусть даже он мне и не нужен,

Но выставлен в вазочке мёд.

И честная злоба подружек

Меня, как всегда, не проймёт.

Какая ты недвижимая, манерная, безнадёжная,

Хотя и денежная, возможно, нежная.

Глядя на твой костюм от Кардена,

Почему-то думаешь – аденома модема.

Хотя, какая там аденома может быть у модема —

Скорее абракадабра, коряберда и трухляберда.

Но ты такая нарядная,

такая глянцевая – в общем ряду,

Но почему-то думается,