Людмила Козлова - Гамаюн

И страшно быть душе одной среди земли.

Ей хочется любви и встречи с милым братом,

ей хочется увидеть хотя бы след в пыли.

Рука в руке, вдвоём, разыщем мы просёлок,

Вокруг такие тр а вы – нескошенный салют.

Встречай меня, мой брат, любимый брат весёлый,

Вон там, за тем пригорком, родители нас ждут.

Рука в руке, вдвоём,

разыщем мы просёлок

Я снова программирую себя

на жизнь и силу в Духе и свободе.

Но плоть, животной н е сытью любя,

Заботами мещанскими изводит.

Стучат часы, разбрызгивая звон,

И полутьма высвечивает вещи.

И кажется, вся жизнь – бредовый сон,

Бессмысленный, короткий и зловещий.

Но за окном на лавочке ночной

Сидят, обнявшись в детском поцелуе.

Нахлынет жалость древнею волной,

Как рыбу, бросит в благодать былую.

И закричат, бесчинствуя во мне,

Какие-то уродливые звери.

Но я плыву в подлунной глубине.

Просила я, и мне дано – по вере.

Я на этой планете давно обитаю одна.

Жизнь звенит иногда, умещаясь в моём телефоне.

Оглянусь – пустота, как поток, не имеющий дна,

Обтекает меня, и откуда-то хладом сифонит.

Оглянусь, и опять, словно только очнулась от сна —

Я сиротство своё сознавать научилась недавно.

Плавит снег и вгоняет в размякшую землю весна.

И на кладбище сельском сегодня так тихо и славно.

С невозвратной горы, где кресты и обветренный свет,

Посмотрю на село и родительский дом издалёка.

Только здесь сохранилась кристальная нежность тех лет,

Что летят с фотографий несущимся в детство потоком.

Снова в сердце заглянет шальная бродяжка-весна.

На секунду забудусь на этом обманчивом фоне.

Я на этой планете давно обитаю одна.

Жизнь цыплёнком пищит,

умещаясь в моём телефоне.

В. Шукшину

Мой домик деревянный зарос полынь-травой,

Но в огороде сонном не встретишь ни травинки.

Здесь мать давно привыкла читать печальник свой

И каждый день справлять по сорнякам поминки.

Мой домик деревянный во облацех летит,

Он пухом тополиным прикинулся в июне.

Смотрите и любуйтесь – какой волшебный вид:

Тем выше дом летит, чем ярче ветер дунет.

А ветер зноем дышит – за о блачен и сух.

Всё выше дом, всё дальше – пушинкою в зените.

Меня к земле притянет калины горький дух,

И сердце с домом свяжут невидимые нити.

______________

Во облацех – в облаках (др.русск.)

Качнуть случайно, походя, весы,

И в запах у тра, вызревшей росы

Уйти на пламень тлеющий рассветный.

Взлететь легко, планируя крылом,

Сквозь время и пространство напролом

Зовёт душа синицей безответной.

Не знать о том, что гибнут племена,

Не видеть смерти! В небе я одна

Навек застыла точкой неприметной.

Не слышать, как в последний день тоски

Заплачут травяные колоски,

Как люди, отлучённые от света.

Собаки, кошки проявляют прыть,

В её дому они, реально – сила.

Как д о лжно было бы людей любить,

Она животных полюбила.

Она приводит в дом их вновь и вновь.

И чем сильней они необходимы,

Тем больше к людям – нелюбовь

В её жилище нелюдимом.

Она считает – человек привык

Лелеять разум в одеяле ватном.

Собачий выразительный язык

Ей говорит о многом и понятном.

Подняться рано. В доме пятый сон

Досматривая дружно, в унисон,

Ещё никто не скрипнул чуткой дверью.

Подняться, выйти в м о рок – на крыльцо,

Умыть туманом сонное лицо,

Счастливой стать по магии поверья.

А возле дома толстый серый кот

Всё бродит, не мечтая наперёд,

Охотится, как предок в древней эре.

Качнуть колонку, и с водой ведро

Поставить, как вселенское Добро,

Которое отмерено по Вере.

Не спохватиться, заглянув в окно,

О том, что жизнь закончилась давно —

Живому не дано её измерить.

Откололся кусочек от зеркала —

Эка забота!

Только зеркалу этому завтра в обед —

Шестьдесят.

Только кажется мне —

За стеклом укрывается кто-то,

И минуты в глубинах его,

Как листва, шелестят.

Загляну за стекло

И увижу весёлую маму,

И отца я увижу

И брата с букетом цветов.

И сынок мой

На горку крутую восходит упрямо

И уже обернулся,

И встретиться взглядом готов.

Заречная улица, триста четыре.