С петель содрал воротца,
С маху и – в колею.
В черную пасть колодца
Кинул, гремя, бадью.
Не сомневаясь в силе,
Враз раскачал избу.
Ведьмы, какие были,
Вылетели в трубу.
С треском свалил ограду,
С крышей наколбасил.
Что-то ведь было надо –
Столько потратил сил!
1982
Кличет и кличет телка
Женщина возле ракиты.
А у меня, рыбака,
Спит поплавок, как убитый.
– Где же ты бродишь, варнак! –
Все еще кличет, хлопочет.
Шустрая речка Кармак
Острые камешки точит.
Да, усмехаюсь, беда!
Вслух говорю шаловливо:
– Здесь же не выгон... вода!
И поплавок заводило.
Бросила прутик в траву:
– Благодарю за науку... –
Надо ж, крючок на плотву
Выловил, кажется, щуку!
1982
Шуршит белесый ягель,
И громче звуков нет,
Как будто по бумаге
Печатается след.
Плашмя ложатся тени,
В овраг ведет тропа,
Где жертвенных оленей
Белеют черепа.
Устроен зло и просто
Потусторонний мир.
Я кланяюсь погосту
С названием – халмир.
На тундровой дороге –
Случайный интерес:
Языческие боги
Мерещатся окрест.
На сумрачные лики
Шагаю прямиком,
Жемчужинки брусники
Хрустят под каблуком.
1982
Серый волк свернул с дороги,
Скрылся в снежной кутерьме.
Уношу скорее ноги:
Что у зверя на уме?
Нападет, ему недолго,
Обстановка – благодать:
Так и так, ругал, мол, волка?
Потрудись ответ держать!
Фантазируя без меры,
Словно в чем-то виноват,
Шел я, жуткие примеры
Вспоминал до крайних хат.
1982
У озерка – коровий стан,
Старик пастух в кепчонке потной,
О том, что рядом Казахстан,
Напомнил всадник искрометный.
И с ястребиной высоты
Неуловимо пекло льется.
И жадно жалят пауты
Круп молодого иноходца.
Хрестоматийная печаль:
Промчал седок и чисто в поле!
И все равно кого-то жаль
По-настоящему, до боли.
1982
На ель уселась снова
От голода вздремнуть.
Нет дедушки Крылова,
Помог бы чем-нибудь.
На сумрачные кроны
То снег летит, то дождь.
Все косточки вороны
Пронизывает дрожь.
Конечно, жизнь воронья
Сплошная маята.
Но каркнула спросонья
И, вроде бы, сыта!
1983
Блестящий зал!
Веселье и уют.
Искрят манишки,
Платья в позолоте.
Вот оркестранты
С трубами встают
И приступают
С удалью к работе.
Столкнулась медь –
И ожил вмиг партер.
Танцуют все:
Изволь поторопиться!
А я – вполне приличны
Кавалер – Стою один.
Прости меня, столица!
Пусть этот зал
Оркестром окрылен,
Пусть он возвышен!
Я не протестую.
Как мастерски
Выводит саксофон
За парой пару,
Тонко волшебствуя!
А как солист прекрасен,
Боже мой,
Когда откинет голову
Устало,
Что «бабочка»
С манишки золотой
Вот-вот от блеска
Выпорхнет из зала!
Так почему ж, скажите,
Этот зал
Меня уносит с грустью
К той поляне,
Где я парням
И девушкам играл
На безотказном
Стареньком баяне?..
1967–1982
Скрип розвальней, скрипы гужей,
Свет ламповый, печь да ухваты,
Глухой говорок ворожей...
За окнами год сорок пятый.
За окнами трели скворца
И первый ручей с косогора.
Но нет еще с фронта отца.
Придет! И, наверное, скоро.
Недаром, черны, как грачи,
Старушки сошлись у колодца,
Мол, было явленье в ночи
Георгия Победоносца!
И грозный Илья прямиком
Мчал по небу в яркой рубашке.
И пахли густым деготком
Гужи его громкой упряжки.
И все это – к миру, к любви!
Но главное – бабке Меланье
Привиделся храм на крови,
А это к родне и свиданью.
1983
Не помню лиц и глаз,
Примет особых нету:
В кроссовках «Адидас»,
В одежке из вельвета.
Прижали – будь здоров!
И весело, и рьяно
Простых моих штанов
Обрыскали карманы.
Плечистый паренек
Постанывал убито:
«Какая, кроме строк,
Наличность у пиита!»
Не пентюх, не дебил,
Как понял по тираде,
«Иди!» – он процедил,
В глухом смятенье глядя,
Как тропкою прямой,
В штиблетах ширпотреба,
Я пошагал домой,
К себе домой – на небо.
Читать дальше