Евгений Попов - Памятник тяжёлой волне (сборник)

Когда подтянет солнце галстук,
Войдёт в тенистые места,
Ты распластаешься, как палтус,
И станет голова пуста.

И этот глобус географий
Вдруг так закрутит облака,
Что вытекает сок из мафий,
Как парафин течёт река.

Так революций не свершают,
Не то, что в Африке какой…
Из Мавзолея вытекает
Благой, живительный покой.

Есть равновесие в природе,
Но будь, товарищ, начеку.
Пока топор скучал в колоде,
Никто не дёргал за чеку.

Отчётливый час мертвечины.
Хоть страшно, но, всё-таки, час.
И радостно пляшут мужчины,
И пристально смотрят на нас.

Разбужено чувство удачи.
И свечи над миром горят.
Привыкнем. И каждый заплатит.
Придёт справедливый парад.

Пока я пишу эти строки,
Меняются профили звёзд.
Собачка бежит в эпилоге,
И прыгают птички из гнёзд.

Политика засослива и мстительна,
Угодлива, как дама переперчена,
Погодлива, циклончива, растительна,
Уродлива и гнилостью отмечена.

Ты слышишь голоса. И все – прохожие.
Набедренных костюмов шелестение.
Тела по ложам ложечкой разложены.
Мороженое пряное потение.

Казалось бы – завидовать и каяться,
Тереться, приспосабливаться к милости.
Где надо – оторваться и полаяться,
По лампе поскоблить, не без игривости, —

Какой-то добрый-добрый вдруг объявится.
Прикормит, пожурит, оставит кожицу.
Присмотришься и что-то намалявится
На кожице, похожее на рожицу.

Такая лёгкость возникает с дурости,
Как бы от перекормленного борова.
Покажется, что мир наполнен мудростью
И пищей. И ударит пища в голову.

Картина возникает живописная,
Куда там! Там колотят вновь ударники.
Отбойный молоток, с двойной харизмою —
Отбойный и отборные хабальники.

Шуршит волна. Шуршанье однобокое.
Однако и настойчиво-настырное.
Сбиваются валы, и одинокие
Цунами накрывают дни постылые.

Как вытошнить – наговориться вволю,
С толпою выйти на панель,
Когда её поднакололи
И верно указали цель.

Смешаться с городом без цели
И увидать наверняка
Как львы свирепые запели,
Хлебнув полночи молока.

Воды холодное дыханье
Затянет страстной пеленой, —
И разбегутся все собранья,
Когда, разбуженный весной,

Позеленевший всадник спрыгнет,
Оттает и заговорит.
И это будет верный признак —
Вот как эпоха отболит!

Тохтамыслью разольюсь-ка по древу,
Выбью степь, оставлю пыль за собою,
Солнце следом прогремит, как телега,
Тыловые забегают крысы.

Драматург в шатре домашнем, уютном.
Каравай земли делить здесь в охотку.
Не боится отравиться ядом трупным,
Даль его укрупняет походку.

Говорят, он заряжается кровью
И поэтому прослыл кровососом.
Ошибаются – питается новью,
Вы же видели зорек отбросы!

А раскинуть занавесочки-шторки,
Диафрагмами рискнуть, раздышаться?..
Глядь – в коре земной рождаются горки.
И опять на что-то надо решаться.

Верно, мыслит она нестандартно.
До обидного творчески мыслит.
Только мама не родит нас обратно.
И, пожалуйста, не думайте о кислом…

Посмотрите, вон сдаётся в аренду,
Самый лакомый кусок каравая.
Есть кого уже под зад да коленом,
У него кусок к рукам пригорает.

Трудоедливых жучков нововведенья.
Всюду ползают и нюхают, и жгутся.
Тошнота. Жирок накапливают. Тленье.
На приманку заползают, в сферу блюдца.

Кто-то шляпу приподнимет. Кто-то матом…
Кто-то просто усмехнётся постороннее.
И не огуляешь их булатом.
Вот гадёныши! А ты как будто пленник.

Впрочем, этого везде у нас хватает.
Кромка неба, чуть желтея, серебрится.
Кто-то отчество теряет, кто-то память
О живой и мёртвой северной столице.

Лакмусовая бумажка Парижа…
Опять торопятся к скорой помощи —
Подышать, насладиться, подстроиться,
Подкрепиться, поплакаться, пошарить…
Карманные собачки
Скулят и тявкают.