Николай Серый - Тёмные лучи

Длинных ресниц и ветвей дрожанье —

Злое предчувствие их…

(22 июля 1981 года, Армавир)

Мертвецы говорили без радости

О жизни своей земной…

В их строгой ночной обрядности

Мы пили вино с женой…

Почти без движенья облезлые ивы,

Блики ночной реки…

Дряблый студент расхвалил брюзгливо

Гниль гробовой доски.

Скатерти в саван одна обратила,

И мы отпевали её.

Были бутылки вместо кропила,

И о любви враньё…

Только в конце нам казался жутким

Этот ночной пикник.

Что нас манило к могильным шуткам?

Что исказило лик?..

Может, предчувствие смерти и тленья

Наших бесплодных душ?..

Мы заглянули опять в смятеньи

В злые глазницы луж…

(26 июля 1981 года, Армавир)

Листва летит с осенних ив,

И в бликах небо голубое,

И мне среди вечерних див

Ненастье вспомнилось ночное.

Сегодня туч доселе нет,

А ветер круче и жесточе…

Он не тебе напомнит бред

В конце последней бурной ночи.

И ветер будет голосить

В одном моём печальном теле.

Не будет месяц серебрить

Весёлый краешек постели.

А будут память и часы

В меня стучать неумолимо…

Мне эти ветер и красы,

Как поцелуи нелюбимой…

Я упрекнул тебя за смерть:

Должна взаимность быть и в смерти!..

Один я вынужден терпеть

Ночные эти круговерти…

(09 августа 1981 года, Армавир)

Бормотали старухи слепые,

И горело всё больше свечей.

И лежала средь церкви Мария

В золотой и узорной парче.

И касаются дряблые губы

В темноте пламенеющих рук.

И тоскливо младенец беззубый

Закричал при радении вдруг.

И смотрела больная старуха

В серебристо-ночное лицо,

И опять долетает до слуха:

«Обручальное сгинет кольцо…»

«Золотишку не место в могиле,

Драгоценность живых завлечёт…»

И старухи опять голосили,

И крестился церковный народ.

Говорят, что святой превеликий

Озаряющим чудом воскрес…

И иконные гордые лики

На меня посмотрели с небес.

И на миги я даже поверил,

Что случалось такое порой,

И мне в тело священник взор вперил

И спокойно кивнул головой.

Неужели и гибель лишь повод,

Чтоб упорно осмысливать всё?..

И Марию наполнивший холод

Проникает в сознанье моё…

(13 октября 1981 года, Владикавказ)

Мерно бьют в темноте часы,

Пряный запах ночных духов

Переполнил твои красы

И томленье моих стихов.

За окном – всей природы дрожь

И осеннего ветра свист.

На столе – золотая брошь

И холёный в ней аметист.

Замечаю снобизм во всём,

Даже в шорохе певчих птиц…

И наследственный старый дом,

И манерность картин, вещиц

Разделяют вернее нас,

Чем нечестие прежних дней…

Но наркотик зелёных глаз,

Озаряя, влечёт нежней…

Есть мистически злая суть,

Заставляет она, как тать,

Поневоле вдруг обмануть,

Поневоле теперь прощать.

Может, всё-таки счастье в том,

Что душа неподвластна нам?..

Я поверил, что древний дом

И любовь к дорогим вещам

Разделяют вернее нас,

Чем нечестие прежних дней…

Только истины – не указ

Этой сути ночной твоей…

(17 октября 1981 года, Владикавказ)

И мне приснился сон о смерти:

В загробном мире мы с тобою,

И как на маскараде черти,

И ходят ангелы гурьбою.

А в жизни ты была трусихой,

Тебя я помню лишь в печали…

А ты и здесь молилась тихо,

Чтоб нас с тобой не замечали.

«Уж нам не стать весёлой парой,

Не покидай, любимый, землю…

В юдоли быть без милой – кара,

Но путь ко мне я не приемлю…

Я попрошу сегодня Бога

Лишить тебя воспоминаний…

И на земле красавиц много,

Не надо смерти и страданий.

Возможно, Бог окажет милость,

Но если очень это сложно,

Запомни, милый: я приснилась,

Иная встреча невозможна…»

(17 декабря 1981 года, Армавир)

Говорил о моей ты прелести:

Не найти, мол, её воздушнее…

Я в духовной своей онемелости

Очень многих пока послушнее.

Но злодейкой порву с тобою,

Очень быстро тебя забуду… —

Ведь, ослаблена добротою,

Беззащитной с другими буду.

Я мечтала бы стать нежнее,

Но я жить не хочу ослабленной…

Я себя укрепить сумею,

Я оставлю любовь ограбленной…

(29 декабря 1981 года, Армавир)

Ты вновь меня по имени зовёшь

И разрешаешь целовать запястье,

А за окном неумолимый дождь,

Неумолимый, будто счастье!

Я различаю силуэт