Сергей Танцура - Цивилизация

– Пошли, – выдохнул он своим присмиревшим людям и сам первым тронулся вперёд, к четырём деревянным, укрытым дёрном избам, окружавшим храм с четырёх сторон.

…Сражения, которого Усмарь так опасался в глубине души, не было. Никто не выскочил навстречу дружинникам из изб, бренча оружием и воинственно вопя во всю силу могучих лёгких, никто не показывал чудеса боя, которыми так славились местные жрецы – якобы один такой жрец, даже безоружный, стоил десяти самых умелых воинов. Всё прошло тихо и как-то… обыденно, что ли, и от этой обыденности в душе Усмаря копошились теперь чёрные предчувствия, похожие на обгладывающих разлагающийся труп червей. Окружив все четыре избы одновременно, дружинники подпёрли их двери найденными здесь же чурбачками, потом содрали со стен защищавший их дёрн и, обложив избы сухим камышом и дровами, запалили их. Жирный клубящийся дым четырьмя столбами вознёсся в светлеющее небо – и через полчаса растаял в нём бесследно, оставив после себя четыре горки золы и потрескивающие, рассыпаясь в пепел, головни, среди которых кое-где проглядывали почерневшие от жара кости.

– Даже не пискнули, – ухмыльнулся во всклокоченную, чёрную как смоль бороду Сибур, старый дружинник, утирая ладонью вспотевший лоб.

– Угорели небось, – равнодушно пожал широченными плечами Тогай, налысо бритый по обычаю своего народа татарин. Усмарь, слышавший их разговор, недовольно хмыкнул.

– Небось да авось неплохо жилось, да только у них было всё вкривь и вкось, – проворчал он, не переставая ощущать нависшую над всеми ними угрозу, так и не рассеявшуюся после гибели жрецов. – Так что хватит небоськать. Дело надо делать!

И Усмарь, размашисто перекрестившись, медленно, словно нехотя, двинулся к храму. Сибур и Тогай переглянулись, одновременно пожав плечами, и тронулись за ним следом, как, впрочем, и остальные дружинники.

– И как же совладать с этакой громадиной? – спросил Тогай, почесав бритую макушку. Алтарь действительно был огромен – в полторы сажени длиной и шириной и в аршин высотой – и весил не меньше тысячи пудов. Даже сдвинуть с места такую махину, не говоря уж о погрузке её на ушкуй, казалось совершенно невозможным.

– Под мышку засунуть, – отозвался Сибур, задававший себе тот же вопрос.

– Под мышку несподручно, – усмехнулся Тогай. – Разве что ты подмогнёшь.

– Подмогну, не сомневайся, – крякнул Сибур, чьи плечи не уступали по ширине тогаевым. Дружинники засмеялись.

– Будет лясы точить, – хмуро оборвал их смех Усмарь. – Тащите верёвки, а там поглядим, кто кому подмогать станет.

Обвязав алтарь крепкими, специально для этого привезёнными верёвками, дружинники взялись за свободные концы и по знаку Усмаря дружно потянули. Камень, как будто пустивший в землю крепкие корни, даже не шелохнулся.

– Не идёт, дядько, – тяжело дыша от дикого напряжения, пожаловался Юрко.

– Сам вижу, – процедил сквозь стиснутые зубы Усмарь. – Ну-ка, ещё разок! Навались!

Дружинники навалились, но результат был всё тем же – никаким. Наконец они бросили бесполезные верёвки и уселись прямо на землю, хватая воздух широко открытыми ртами, как выброшенные на берег рыбы, и утирая блестевшие от пота лица.

– Притомились, соколики? – внезапно раздалось за их спинами, и мигом вскочившие на ноги дружинники с немым изумлением уставились на невесть откуда взявшуюся здесь старушку, опиравшуюся на почерневшую от времени клюку.

– Ну да ничего, сейчас мы это поправим, – не обращая внимания на выставленные в её сторону мечи и копья, спокойно продолжила бабка и уверенно двинулась к камню. Так уверенно, что никто из бывалых воинов и не подумал остановить её, а их мечи сами собой опустились к земле.

Подойдя к алтарю, старушка протянула свою ссохшуюся, цветом не намного светлее её клюки, руку и легко, почти что нежно, погладила его. И Усмарь, не сводивший со старушки настороженного взгляда, вздрогнул: камень, который не смогли сдвинуть с места двадцать ражых мужиков, под её пальцами явственно пошатнулся и даже как будто приподнялся из цепко державшей его земли.

В ту же секунду с Юрко, до этого без особых эмоций наблюдавшим за происходящим, начало твориться нечто странное… и страшное. Его рябое лицо вдруг задёргалось в неудержимом тике, глаза закатились, так что остались видны только белки, губы раздвинулись, сведённые жуткой судорогой и, оскалив зубы, Юрко слепо пошёл к бабке, глухо и вместе с тем раскатисто рыча.

– Держите его! – резво обернувшись, повелительно крикнула бабка, и не посмевшие ослушаться дружинники вцепились в своего обезумевшего сотоварища. Рык Юрка стал на мгновение громче, он легонько присел – и дружинники разлетелись в разные стороны, как подхваченные ураганом сухие листья. Незрячий взор Юрка опять упёрся в стоявшую подле алтаря бабку, и рыжий дружинник снова двинулся к ней, вытянув перед собой скрюченные когтями пальцы.