Сергей Танцура - Цивилизация

Если бы взгляд убивал, от Чёрного осталась бы горстка пепла, так посмотрел на него боярин.

– Тяни! – глядя ему прямо в глаза, скомандовал Иван. Лошади сделали по шагу вперёд, и все присутствующие явственно услышали хруст выворачиваемых суставов. Анастасия запрокинула голову назад и надсадно, по-звериному закричала.

– Ну?! – сквозь зубы выдавил Иван. Волошин не выдержал, перевёл взгляд на свою жену, и из его глаз ручьём полились слёзы.

– Прости, Настя, – еле слышно прошептал боярин. Иван тихо выругался и, помедлив секунду, крикнул: – Тяни!!!

Женский крик взвился на недосягаемую, невозможную высоту – и резко оборвался, сменившись звенящей тишиной. И чавкающим звуком разрываемой на куски плоти, от которого затошнило даже самых бывалых из людей Чёрного.

– Ну?!! – остервенело заорал Иван, брызгая слюной в лицо Волошина. Но тот ни на что уже не реагировал, остановившимся взглядом смотря на то, что осталось от его жены.

– Девку сюда! – окончательно теряя над собой контроль, рявкнул Чёрный. Опричники вытолкнули на середину двора, где ещё трепыхалось в конвульсиях расчленённое тело матери, её с Волошиным дочь – девчонку лет двенадцати, голую, в синяках и ссадинах, с кровью, засохшей уже на внутренней стороне её худеньких бёдер. Двигалась она, как сомнамбула, ничего не замечая вокруг, и казалось, что ей всё равно, где находиться – здесь или где-нибудь ещё. «С глузду съехала 2 2 С глузду съехала – с ума сошла (старорусск.) », – мелькнуло в голове Чёрного. Схватив её за растрёпанные волосы, он подтащил девчонку прямо к её отцу и зло сказал:

– Жену свою ты не пожалел. А дочь? Тоже не пожалеешь?

Боярин дёрнулся, словно от удара.

– Я сказал тебе всё, что знал! Всё! Что ещё ты хочешь от меня услышать?!

– Ты знаешь, что.

Волошин посмотрел на него полубезумным взглядом – и вдруг обмяк, сломавшись и душевно, и физически.

– Хорошо, я скажу. Кудеяр – это я. Я! Меня вы ищете, душегубы! Меня!

– Докажи! – подобравшись, как хищник перед прыжком, враз охрипшим голосом просипел Чёрный.

– На третьей версте за весью Шеффилд 3 3 Шеффилд – название поселения, находившегося прежде на месте современной Тулы , на Косой Горе, есть родник, который местные Святым почитают. За ним, у реки Воронки, схрон мой. Там найдёшь всё злато, что скопил я, пока от вас, проклятых, лытал 4 4 Лытал – убегал, скрывался (старорусск.) . Метка у схрона – стрела на дубе вырезана, в корни указывает. По этой стреле пятнадцать шагов отмерь – там схрон и будет.

– Добро, – процедил опричник и, выхватив из-за пояса кинжал, перерезал девчонке горло. Страшно забулькав, она перевела удивлённый взгляд с отца на своего убийцу – и медленно опустилась на землю, как только Чёрный перестал удерживать её за волосы.

– Зачем? – без боли, устало спросил Волошин. – Я же во всём сознался.

– Так и я её пожалел – без мучений к Богу отпустил, – ответил Иван. И, отерев рукавом распаренное лицо, махнул рукой своим помощникам: – Опускай!..

…Опричники скакали намётом, не жалея коней. А за их спинами полыхало на полнеба зарево – горел терем Волошина, в котором билась, задыхаясь в ядовитом дыму, дворня боярина – последние свидетели опричного сыска. Таков был приказ самого государя: видоков не оставлять! – и опричники, подчинявшиеся непосредственно Иоанну Васильевичу, выполняли этот приказ со всем тщанием и прилежанием.

К седлу Ивана, рядом с оскаленной собачьей головой – знаком принадлежности к опричному сословию – был приторочен мешок с другой головой: головой Василия Волошина, доказательством исполненного как надо задания. Но Чёрный со своими ближниками скакал отнюдь не в столицу, пред очи Грозного; хоть и не слишком он доверял наговору боярина на самого себя, но очень уж хотелось проверить его слова о схроне. Мало ли что бывает в этой жизни? Как говорится: а вдруг? Тем более что крюк был невелик, а слухи о кладах Кудеяра – старшего брата Иоанна Васильевича, но об этом тсс! – были столь заманчивы, что уйти, даже не попробовав поискать, было выше человеческих сил. И даже опричных.

До Косой Горы добрались уже в сумерках. Соваться в лес – глухой, чёрный – на ночь глядя никому не хотелось, но Иван, в которого словно вселился бес, ждать утра не желал. И, стиснув во вспотевших ладонях кто крестик, кто ладанку, а кто и вовсе ведьмин оберег, опричники потянулись за ним в чащобу, по едва заметной лесной тропке, вившейся меж кряжистых дубов и седых лип.