«тот еще питер пожалуй москва…»
тот еще питер пожалуй москва
хоть б садовая дом номер два
два обалдуя бредут через лес
это арбат он стоит без чудес
скоро умрут эти голубя два
белому снегу не пережва
ать говори говори два шара
может прибьется к тебе мошкара
чувствует нас электрический ток
раз есть здесь выток то значит исток
тоже там есть понимаешь меня
это не Питер сплошная Москва
ходишь и ходишь всё тащишь Кыштым
и за тобою молочный как дым
этот идёт как густой идиот
снег перевёрстанный наоборот
тут есть москва остальное кыштым
и б садовая плача по ним
я прохожу и на той стороне
крыльями машут
наверное мне
голубь и голубь во рту
снег горит
тот ещё питер меня
перейти
«мне надо побыть одному…»
мне надо побыть одному
надо побыть одному
быть одному меня
нет в тесноте
роня
ты урони как круг
ты урони квадрат
так мне свистел собрат
все остальное
в кат
я не умею я
только гордынь есть тьма
каюсь что был живой
с оторванной
головой
но не удастся мне
быть одному ништяк
кто-то прошёл сквозь нас
огнём на своей голове
огнетушитель
спас
«закончены стихи дорога и тоска…»
закончены стихи дорога и тоска
когда объединишь то сложится доска
трёхтонная читай буквальная и я
стою среди снежков (провальный
как строфа)
ты не жалей меня (проходим магазин:
я воровал отсюда свинцовый хлеб и Зин
соседских воровал до талова до слёз)
теперь я здесь в строю обугленных
берез
законченный как жизнь как свой блатной базар
когда всех сложишь ты получится вокзал
разложится конец незначимых речей
летят в снежки в лицо как будто я
ничей
СРОЧНОЙ АВИАПОЧТОЙ
железно
дорожной
вагоном цепным на взрыв
бога ли нет повздошной
веною каплей воздуха впившейся
в шприц
я говорю от того от чего ты молчишь
я говорю зверобойный словарь дрова
стали углями стало быть смерть права
стало быть всякий вагон столыпинский и не спит
только лишь наша речь
последние капли воздуха
я говорю в том месте в том горлышке
где ты сгоришь
где от совести и от морали и от стыда
почта уходит в небо —
Бога что нет права
Он за той стенкой —
маленький трогательный
как сова
правит грамматику и молчит
всегда навсегда
молчит что нет его
есть маленький рейс
на который не хватит слов и свинцовых
рельс
«приговори мою главу приговори мои все силы…»
приговори мою главу приговори мои все силы
пускай что к твоему полку
все то что прибыло
не в прибыли
проговори проговори вслепую
я не искал но я нашел такую
не то чтоб виселица плачь
поплакаем как будто вместе
нам удавалось но не так
на том точь в точь и этом месте
все то что прибыло в крови
и руки лезут изнутри
не проговаривая мир
штаны надев а не эфир
и дева знак и каблучок
и мир повешен на сучок
и я поплакаю с тобой
среди оборванных обой
– и я поплакаю?
– поплачь
пока москва всплывает
вскачь
так смотрит в слово это бог свои итоги
он оставляет как порог а на пороге
две рыбы хлеб и молоко течет из крынки
так смотрит в слово это бог так смотрит Зинка
так видит слово в нас итог и дщерь по ветру
находит щель находит бог находит веру
они наружу как слова но рты зашиты
они не требуют солдат не ждут защиты
покинув рты покинув пар и потом поры
они бегут ни от меня но для опоры
стоит фонарь на пустоте и против ветра
он говорит горит меня ты слышишь пЕтра
нам возвратят учеников чтоб научиться
две рыбы берегут порог для возвратиться
«сползают с нижнего в кыштым…»
сползают с нижнего в кыштым
Собака Пар Тесак И Блярва
четверка их – по стенке скрип
кыштым кыштым
Чего нам надо?
чего нам надо надо что?
я говорю – собак и блярва
отходят в сторону на стук
идём мы станцией Потьмы
по эти обе стороны
четверка их и прочих тьма
Читать дальше