Софья Хромченко - Добрая память

Соня на мужа глядела с улыбкой.
«Всем детям своим имена загадал
В утробе я так, чтобы им без ошибки,
Кто б ни случился, заранее дал.

Родился бы мальчик – Евгений назвали.
Дочка – Евгения. Ведь хорошо?»
Вокруг все смекалку отца признавали.
Детишек загадывал Гриша еще.

Соня молчала. Одно огорченье
Было ей – дочку Григорий крестить
Наотрез запретил: «Для чего той крещенье?
Сказкам поповским не будешь учить!

Сама уж ходи, раз не можешь иначе,
Но дочек не дам! Я давно коммунист,
И дочери будут! О чем, Соня, плачешь?!»
Больно ей было, что муж атеист.

Дочку тайком, без него, окрестила.
Год миновал. Чтоб на внучку взглянуть,
Матрена меньшого сынка навестила.
Понравилась Женя: «От матери – чуть.

Не поздняковская – наша порода,
Архиповых! Можно на лето свезу
Из города пыльного я на природу?» –
Матрена спросила. Мать скрыла слезу.

Свекрови ей вслух поминать не хотелось
О дочери старшей, какой уберечь
В селе их не вышло. Григорий тут смелость
Взял согласиться: «Бери! О чем речь?»

Вздрогнула Соня. Смолчала. «Ох, Гриша,
Зачем ты?» – хотела спросить уж она,
Но поняла, что доставить муж ищет
Матери радость. Ведь мать-то одна!

Втайне Григорий досель тяготился
Случаем давним; и тем, что простить
Смерть Василисы в письме он решился,
И тем, что не мог боль в душе отпустить.

«Мать так страдает! – ему говорила
Груша. – Уж ты с ней поласковей, брат!»
Сама всех родных неизменно любила
И не искала, кто в чем виноват.

Матрена взяла Женю. Ме́ньшему сыну
Слукавила: чаяла внучку крестить.
(О том, крещена ли, у Гриши спросила,
А Соня не смела ему говорить.)

Вздыхала Матрена: «Дитя некрещеным
Великий грех бросить – родимая кровь!
Коли помрет, так не стать и спасенным!»
Не знала, что крестит крещеную вновь.

К батюшке бросилась: «Не погубите
Младенца безвинного! Сын – атеист,
Снохе запрещает крестить. Окрестите!» –
«Рад помочь. Сын у тебя коммунист?» –

«Да». – «От родителей я безымянных
Крестить не могу. Нужно в книгу вписать,
Чье дитя. Есть свидетельство?» – «Я ль не по правде
Ужели могу имена их назвать?

Обидели, батюшка! – сердце Матрены,
Будто с горы крутой, ухнуло вниз. –
Свидетельства нет у меня… Некрещеной
Неужто оставите? Что за каприз?!

Ах, бюрократ! Да я, что ли, чужая?!
Первый раз видите? В храм не хожу?!» –
«Есть указанье. Другого не знаю.
Увижу свидетельство – внучку крещу».

Матрена от брани едва удержалась.
Женю оставив Антона жене,
Она в сельсовет что есть духу помчалась.
Объяснила всё: «Нужно свидетельство мне!»

И тут ей отказ: «В Москве внучка роди́лась.
Бумагу не можем о ней выдавать –
Нет права». Матрена так гневно бранилась,
Что документ не смогли всё ж не дать.

Со слов ее в тот же день всё написали.
Печатью заверили. Не говорить
Об этой уступке в селе умоляли.
Место рожденья пришлось уж сменить.

Матрена с бумагою в церковь: «Крестите!» –
«Подложное? Грех!» – Головой поп качал. –
Внучка ж московская! Впрочем, несите, –
Понял, что сам он к подлогу толкал.

Так Женю крестили второй раз. «Сыночек, –
Матрена в Москве повинилась потом, –
Уж я окрестила, прости, твою дочку,
В той церкви, где сам был младенцем крещён.

Помрет – в раю будет». Всплеснула руками
Соня. Лицом побледнела она:
«Я прежде крестила. Беда!» – «Да что с вами? –
Смеялся Григорий. – Какая беда?

Ну, искупали малышку два раза.
Подумаешь!» – «Ты тут, сынок, виноват, –
Мать рассудила. – По-Божьему сразу
Надо всё делать. Славяне крестя́т

Спокон веков. Соню обидел напрасно:
Тайком ей пришлось дочку в церковь носить.
Пироги печешь, Соня, не спорь уж, ужасно. –
(Та испекла, чтоб свекровь угостить.) –

А что в церковь ходишь – хвалю! Всегда знала:
Пусть лучше живот сын похуже набьет
(Таланта к стряпне у тебя, Соня, мало),
Зато о нем слово до Бога дойдет.

Молись за безбожника!» Соне приятны
Были такие Матрены слова,
Хоть, зная метания сердца, обратно
Их, вероятно б, свекровь забрала.

Соня сама себя грешной считала:
Муж от всего ее сердца любил,
Она ж, покоряясь, любовь принимала,
Да недовольна порой была им.