Андрей Лапшин - Цапля белая гуляет

На чёрных адовых страницах,
С годами пламя всё сильней,
А в день последний заискрится,
и дым окутает чертей.

Внизу, в котлах остыло масло,
Хоть нет огня, но всё в дыму,
Жаровни ада не угасли,
Они свою добычу ждут.

Мне украсть бы тебя у звезд,
Ненадолго, на пару снов,
Месяц дремлет как старый пес,
Под угуканье диких сов.

До утра бы тебя украсть,
Целовать не включая свет,
Обнимая тебя проспать,
И пускай подождет рассвет.

Мне украсть бы твою любовь,
Только вором мне сложно быть,
Дай скорее тебя обнять,
Дай счастливым хоть раз побыть.

В середине клубничного лета,
На рассвете, средь сонных лугов,
Вижу желтым окутано цветом,
Поле солнечных дивных цветов.

Изумленного взгляда не спрятать,
Будто вижу я в первый раз,
Пусть спросонья еще, пусть мятый,
Я смотрю не смыкая глаз.

В темных точках растущих зёрен,
Наблюдаю простую суть,
Пусть не зрел и ещё не чёрен,
Но за Солнцем он держит путь.

Теплый ветер ласкает стебли,
Бархат зелени чуть теребя,
Это наши с тобою земли,
Это наша с тобой Земля.

Россию можно лишь любить,
Пусть даже с нею в ссоре ты,
Коль нет ума – не победить,
А если есть – тем более.

Давай отпросимся у кленов золотых,
Сбежим вдвоем от этой осени на час,
Среди дождей унылых частых и косых,
Сентябрь забывчивый не скоро вспомнит нас.

Давай укроемся под маленьким зонтом,
Пусть барабанят капли в черную болонь,
В мое от холода укроемся пальто,
Согрев теплом закоченевшие ладони.

Давай забудем о проблемах и дождях,
О том, как злые холода берут свое,
Как ветры рвут златые листья на ветвях,
Чтоб по ковру тому шагали мы вдвоем.

Надежду к радости своей не отпускай,
И помни то, что для любви преграды нет,
Ты вспомни теплый и волшебный месяц май,
Как он любви волшебной выказал секрет.

У изголовья каменной постели,
Останови телегу грязных дней,
Закутавшись в солдатские шинели,
Задумайся о собственной судьбе.

Он бился до последней капли крови,
Пока душа искрилась угольком,
Не думал он, что кто-то остановит,
Телегу грязных дней на месте том.

Пусть с виду слаб и от простуды хворен,
И орденами грудь не отличил,
Не сеял безразличья острых зёрен,
И душу в темноту не отпустил.

Известно лишь о нем, что был солдатом,
Мать-Родину свою собой закрыл,
ОН в этот миг, у каменной кровати,
Свою телегу дней остановил!

Сына своего, за отъезд прости, мама,
Места под крылом стало вдруг ему мало,
Стал давно большим, стал уже давно взрослым,
Будущим живет, не живет давно прошлым.

На земле большой счастьем наделен главным,
Льётся благодать голосом твоим, мама,
«Господи спаси и благослови, сына»,
Он сыночек твой, и уже давно мужчина!

Как-нибудь с тобой вместе проведем время,
Вырвусь на денек, отпущу свое бремя,
Сняв с души большой, что к земле тянул камень,
Только не болей, только не болей, мама!

Скрипит коляской беспризорник,
Горбатый вечер спину гнет,
Шуршит метлой усатый дворник,
Листву опавшую метет.

А где-то там, в пролитом свете,
Из лампы стража-фонаря,
На позолоченной карете,
Везут на праздник короля.

Дворы, стемневшие до срока,
Приюты бешеных собак,
Здесь царство боли и порока,
И капель крови на камнях.

А где-то там, в слепящем свете,
Звенит наполненный хрусталь,
Король, на лаковом паркете!
И скрипка всех уносит вдаль!

Лишь в подворотне ветер свищет,
Коляска брошена в углу,
Калека, беспризорник, нищий,
Лежит на каменном полу!

Поэтам стоит иногда меняться,
И быть светлее мраку вопреки,
Восходом и закатом восхищаться,
В потоке дней из жизненной реки!