Юрий Катаев - Прогулка по пейзажу

Сияет речная плоскость —
Горящая солнцем сталь.
Шишки, песок и сосны,
К лесному кафе асфальт.

Ступая на иглы несмело,
Скользит, впереди слегка,
Доступное ветру тело —
Слово, глаза, рука.

Купальник двумя запретами
Качается, вверх и вниз,
Танцует, стесняя петлями,
Гибкий, доступный приз.

Обрывки далёкой музыки,
На пляже хлопки мяча.
Любовь между сосен кружится,
Как тающая свеча.

В утреннюю легкость, бодрость, вдохновенье
Попадешь нежданно – три ступеньки вниз.
Это по контрасту с чернотой осенней
Белый снег так нежен, легок и пушист.

Редко, неуместно зеленеют листья,
И обычной жизни неуместен бег,
И себя увидишь молодым и чистым,
Приостановившись, оглянувшись: снег.

Он ещё не вечен, многого не стоит,
Нет еще спокойствия холода и льда,
Но переполняет легкие простором
Эта притворившаяся белизной вода.

Запредельно поздний час давит тишиною
И переполняет вас ясностью, покоем.

И, откинув на ковер голову чужую,
Вы глядите на окно и луну большую.

И любой предмет глядит, став одушевленным,
То надменно, то с тоской, то самовлюблённо.

И не одиноко вам и не бесприветно,
Ведь, такой же вы предмет средь других предметов.

И душа через глаза входит и выходит,
А затем – через окно, и по свету бродит.

И свободно сутью всей можно обратиться
И в свечение луны и в окна частицу.

И над подоконником, лунно освещенным,
В вас вселенная войдет сном раскрепощенным.

Изогнувшись пролетает прямоугольником платформа,
И отчаянно мелькают то заборы, то стволы,
Замедляясь, оставаясь, в бесконечности теряясь,
Перемежаясь то проселком, то стеклом речной воды.

Окно в засохших грязных каплях, как прилив-отлив вагонный:
Дальше, ближе, ближе, дальше – гипнотический затакт.
Я себя почти не вижу, словно над пустой скамьёю
Только суть моя повисла, плавая вагону в такт.

Диагоналями промчался, гулким грохотом растаял
Чей-то мост, мне безразличный, чья-то жизнь – я лишь экран.
Только суть моя качнулась, только скорость, только странный,
Под качающейся пломбой, металлический стоп-кран.

Как бледно, нежно и прозрачно небо,
От легкой зелени до розовых тонов —
Прозрачный лед над покрывалом белым,
Над кочками покинутых домов.

На все четыре стороны – свобода,
Оторванность от суетных дорог,
И смертным безразличием природа
Пронзает остывающий мирок.

И непонятно, поднялось ли солнце,
На горизонте облачная муть.
Сквозь ледяное, мутное оконце
Проходит холод, проникая в грудь.

Она давно уже уснула,
И тело растеклось во сне,
И одеяло соскользнуло,
Открыв ложбинку на спине.

А я сижу на стуле круглом
Перед расшторенным окном,
Пленен его архитектурным,
Квадратно-сумеречным сном,

И вижу в бледной перспективе
Безлюдный, серый лабиринт,
В котором плоско и тоскливо
Консервной банкой жизнь гремит.

Погасили лампу в комнате за шторой,
Стало неустроенным, уличным окно,
И светлее небо стало над забором,
Как-то вдруг возникшим длинно и черно.

Может, в этой комнате, в длинном и свободном,
Волосы расправив, подошла к окну
Скрытная и тихая, и лицо разгладил
Холодок от стекол, лющийся во тьму.

В раструбе огромном: небо, рама, спальня —
Ветром первородным потянуло чуть,
И ночную тягу тайны беспечальной
Теплою преградой ощутила грудь…

Темнота забора протянулась длинно,
И десяток окон схожи, как одно.
Только что, в котором? покачнулась штора.
Было и растаяло тайное звено.

Иду по обычной улице,
по асфальту обычному,
и день, каких много в жизни.
Но вдруг от черной, без листьев, ветки,
перекрывшей ракурс безликого дома,
приподнимется грудь,
замрёт на вдохе душа.