Vysheslav Filevsky - Любовь к святой Лузии, или Поэмы горящего духовного сердца

Не плакать в молитвенном благоговенье

Пред Вышним и перед тобой, суета.

Любя, я в стихах – выраженье горенья.

В моём духославье Небес красота.

Я птица бесплотная, песня святая

Во стаде любовных духовных сердец…

Спасибо за счастье любить, мой Творец,

И струны духовными трогать перстами.

Кучевые облака в Сао-Жозе-ду-рио-прету

Ничтожество и наглость – брат с сестрой.

Их уровень един: наглец всегда ничтожен.

Будь с наглецом предельно осторожен,

Не оскверняй свой дух с ничтожеством войной.

Убожество в словах не победить:

Отточен ум его на блуд и словопренья.

Ложь насмерть защищает своё мненье.

Защита лишь в оном: ничтожество… любить.

Пускай кидается, как злобный пёс. —

Молчать, не нарушая самообладанья.

И, посылая мысленно признанья

В любви,

молитвенных не отрешаться грёз —

И – душу не смутить нечистотой!

Ничтожество и наглость цели не достигнут.

И злоба опозоренная сникнет.

И поцелует непорочные уста

Тот Дух, что у Небес ты испросил.

Позор сестре и брату обеспечен.

Земной путь наглости убожеством отмечен.

А ты, им не поддавшись, благодать вкусил.

Лука Джордано, Святой архангел Михаил ранит сатану

(Двадцатый взгляд

на изображение девственного лика святой Лузии,

что в притворе храма её имени в Сидаджи Нова в Белу-Оризонти)

Как глубоко любовное молчанье,

А рассужденья о Всевышнем так мелки…

Опутанный речами дух дичает.

И я, словесному безумью вопреки,

Молчу.

В молчанье девственно сознанье.

Его любовью заполняю пустоту.

Как сладостны душе Любви касанья!

Люблю – и налагаю на уста узду,

Благоговея пред сознанья чашей,

Наполненной святой Любовью до краёв,

И причащаюсь благодатью вящей…

Любовь так далека от музыки и слов.

Она молчит, как взгляд святой Лузии.

В нём тайна, недоступная людским словам.

Смотрю, люблю – и суета бессильна.

И духом дух Лузии жажду целовать,

Объятьем горним свято наслаждаться,

Боясь и в духе прикоснуться к очесам…

Они подобны непостижным Небесам.

В них утонуть – и в мир не возвращаться.

В память Люции Фёдоровны Воронцовой

Послания смерти… Душа, их «читая»,

Сжимается в ком от пронзительной боли.

И кажется плоти – она умирает,

И в век не видать ей ни счастья, ни доли.

Послания смерти… Едва ли не всякий

Охотно шлёт духом их дальним и ближним,

Стремясь покарать тех, кто мыслит инако,

И славит при этом Спасителя в вышних.

Едва ли не каждый – тиран и насильник.

Но только под солнцем нет правды единой.

Любовь лишь к Творцу примиряет всё в мире —

К Тому, что вне слов, вне церковной рутины.

Послание смерти приняв, я признанье

В любви шлю в ответ злопыхателю духом.

Оно не случайно: в нём – мне воздаянье.

И руки пославшего – ангела руки.

Люблю я вас, ангелы смерти, – в том меч мой.

И сколько бы ни было глав у дракона,

Срублю их, любовию превознесённый,

И с благоговеньем восславлю Предвечность.

(Двадцать первый взгляд

на изображение девственного лика святой Лузии,

что в притворе храма её имени в Сидаджи Нова в Белу-Оризонти)

Я в дусе. Лузия меня воздымает.

Бесплотная твердь, как ковёр-самолёт.

Земля, её скорбь уменьшаются, тают.

Душа к Божеству безымянному льнёт.

Горящее сердце на облаке дивном,

Прозрачном, как слёзы молитвы моей,

Скрывается в Солнца духовных глубинах.

Лузия и я… Мы летим, как во сне,

К престолу, который узреть невозможно

Иначе, как сердцем, горящим в Любви.

Вдруг глас: «Обручается в дусе раб Божий

Лузии, чей дух в этом храме царит», —

Огромном, как Небо, как Солнце, кипящем

Духовным огнём, от которого я

Возжёг моё сердце, что горнего жаждет,

Дрожа, как свеча. И, любовью звеня,