Вячеслав Евдокимов - Детство милое

И так наелся половинок,
Как будто прибыл он с поминок,
Что не живот, а животище
Уж был, отвис с обильной пищи…

А мы считали все потери,
Ох, невезучие тетери…
Какая курица снесла‒то
Ему яйцо, что все ребята

Терпели только пораженье?!
К яйцу такому уваженье
И восхищенье всех нас было:
Вот это крепость! Ай да сила!

И вдруг из рук оно случайно
Его упало, чрезвычайно
Ему пребольно стукнув ноготь
Босой ноги… Но он: «Не трогать!

Яйцо не трогать!» – крикнул грозно,
Но всё впустую, было поздно:
Схватил его рукой уж кто‒то!
Взглянуть на диво всем охота,

Потрогать крепость скорлупы‒то…
И тут вдруг ложь была раскрыта:
Яйцо‒то… каменное было!
Как все, раскрашенное мило,

Размером, формою – аналог
Куриным как, и вид не жалок,
Был отшлифован очень гладко.
Обман же выглядел прегадко,

Поколотить его хотели,
Смирить себя сумели еле
И дали тут же в наказанье
Ему строжайше приказанье

Всем по яйцу вручить сию же,
Не то ему же будет хуже!
И он принёс их вмиг в кошёлке,
И все, отбросив речи‒толки,

Её в момент опустошили…
Так подчинился правды силе
Обман презренный и нахальный.
Яйцо же – камень в угол дальний

Кустов заброшено под свисты,
И с дела доброго лучисты
Все лица стали и довольны,
И справедливости все войны

Потом вели всегда гурьбою,
И каждый с ней готов был к бою!
Но вот закончили учиться.
Ах, как сияли наши лица!

Теперь просторы будут наши,
Нам в том не надо сна и каши,
У детворы свои заботы,
Они в делах своих не жмоты,

А в них активность вся по полной
И в этом возрасте законной.
Учиться кончили успешно,
И жизнью летней жить не грешно.

Я второклассником стал важным,
Пред «мелюзгою» был вальяжным,
Чай, кое в чём уже учёный,
Авторитет, знать, был законный.

Класс старых дал друзей навалом,
И с ними был я в буйстве шалом!
Ходили в гости мы друг к дружке,
Но не назойливы, как мушки,

А как положено в том было,
И всем с того приятно, мило.

Мы звали всех, идя по кругу.
Вот как‒то раз пришёл я к другу,
Воззвал, чтоб вышел, крикнув зычно,
Вошёл во двор, как к всем, привычно.

И вдруг опешил, замер в страхе,
Аж пот пробился на рубахе:
Шла преогромнейшая птица
Ко мне, и ярость в ней бурлится,
Всё ощетиня оперенье,
И агрессивное стремленье
Напасть пренагло не скрывая, —
Атака грозно‒боевая!

Распущен веером хвостище,
Кровавый клюв желает пищи,
Страх навести – её усилья,
Аж до земли спустила крылья,

Горит огнём, пылает шея,
А чтобы быть ещё страшнее,
Трясёт кровавейшим отростком,
Где клюв, врагу, мол, будет жёстко

И от когтей ножищ огромных!
Силёнок был пред ней я скромных
И одинакового роста,
Вмиг обомлел и замер просто,

Страшил и крик её надменный…
Ну был пред ней я будто пленный.
Вдруг подскочила птица резко
И так меня швырнула веско,

Что вмиг упал, забился в крике —
Так страх мой был в великом пике!
К тому ж, страшеннейше клевала,
Мне причиняя боль немало…

Закрыл я голову руками…
Ах, как сейчас хотел я к маме!
На крик хозяев появленье
Явило чудное спасенье,

Они агрессора прогнали
Вон хворостиной сразу в дали!
А то была бы мне уж крышка,
Хоть я и сильный был мальчишка.

С такими впредь боялся встречи,
Тягаться с чудищами речи
И нет вовек уж: вес громадный,
И норов к драке страшно жадный!

«Эх, ты, – сказал мне друг, – глупышка!
Всего‒то-навсего пырышка ,
А ты уж плакать…». К разговору,
Так быстро дал в калитку дёру

Он, ибо птица к нам движенье
Вдруг начала… За ним в мгновенье
И я шмыгнул со страха прытко!
Вмиг заперта была калитка,

Мы продолжительное время,
Бежа, несли испуга бремя…
Остепенили бег тогда лишь,
Когда вопроса к нам вдруг залежь

Не позалезла трезво в уши:
«Куда несётесь вы, как клуши?!».
«Мы это… как их… – друг нашёлся,
Не оплошать чтоб с их вопроса, —

Перегонки с ним учинили
И вот неслись, сродни кобыле!
Да вы наш спор назло прервали,
А то неслись сейчас бы в дали!