Анна Кравцова - В изумрудно-рыжем городе N…

***

Брожу по паркам, улицам и скверам,
Вдыхая разноцветный воздух мая,
А он кружится ласково, несмело,
О детства дымке мне напоминая.
Напоминая, как в весеннем небе
Летел воздушный змей в ворота рая,
Как папа, в шляпе из смешного фетра,
Нарвал цветов, чтоб подарить их маме.
И мама, рассмеявшись звонко-звонко,
Казалась мне тогда совсем не мамой,
А молодой, смешливою девчонкой
В нелепой с колокольчиком панаме.
И было много зим, и много весен,
Года летят, сплетаясь в жизни древо,
Но в памяти весна… весна из детства,
Слышны её душевные напевы.

***

Позже… много лет наперед…
Ты понимаешь сам,
Что было важно – наоборот —
Расстройство по пустякам.
Хочу, коснувшись, сказать тебе:
«Ты слышишь, я рядом, мам.
Годы дарят тебе седину
И мудрый покой – глазам.
И будет день, когда можно
Просто. Быть рядом. Быть.
Видеть и слышать твой голос
И просто – тебя любить.
Будут дни – на двоих, когда,
Ты – мама, а я – просто дочь,
Ты только не спеши… туда,
Где я не смогу помочь.»

***

Все смешалось. Странно? Ничуть.
Правда – лишь Ложь в смехотворных одеждах.
По капле, по ложке, по чуть-чуть
Она уничтожит в тебе Надежду.
И та, уступая чужой «правоте»,
Отступит. Уйдет в рассвет.
После бессонной ночи. Одна.
Беззащитна в своей наготе.
А ты останешься. В поединке.
Сначала будешь бороться.
Потом торговаться, будто на рынке…
О Ложь боясь уколоться.
Но, словно двуликий Янус, она
Повернется другим лицом:
«Смотри, я – Правда. Поверь в меня.
Так проще. И дело с концом».
Спокойствие – вот великое благо…
И за него отдашь… душу.
А Лжи большего и не надо…
И лживый оркестр играет туш.
Лишь где-то, в рассветных полях
Цвета кофе, где тихо и дует ветер,
Бродит Надежда… иль её прах,
Надеясь кого-то встретить.

***

Загорели на солнце камни,
Словно печенья к чаю.
Лето, как музыка в стиле «кантри» —
Несется в ритме отчаянном.
Море – платье синего цвета,
Идет Земле удивительно!
Там, где в воздухе краски лета,
Дышится так упоительно… И мы загорим на солнце —
Словно печенья к чаю.
Будет что вспомнить. Зимой.
Когда: «Лето, я так скучаю.»

***

Родился. Маленький, сморщенный.
И вдруг! Неожиданно, он – поэт.
И, знаешь, такой, не доморощенный.
Ты ему мыла попу, а он пишет сонет!
А ты мечтала – будет стипендиатом,
Или, на худой конец, медалистом.
А он с гитарой и бородатый,
Бродит по миру свободным артистом.
Так виделось – пышная свадьба и внуки,
Еще чтобы дом – полная чаша.
А он бы умер тогда. От скуки.
Вкус у которой – прогорклая каша.
Нет. Не гремит известностью.
И нет гастролей по круглому миру.
Смирившись с такой неизбежностью,
Не грезит стать вскоре чьим-то кумиром.
Он пишет тебе. Про тебя и себя.
Сплетаются строки в сонет.
Читая, смеешься, его любя,
Ответишь: «Ты – мой любимый поэт».

***

Разучившись мечтать и зевая,
Пересев из трамвая в авто,
Едет взрослая жизнь. Напевая.
В меховом серебристом манто.
Утро. Солнечно. Офис и кофе.
Темп фиксирует фитнес-браслет.
Расслабляться – сродни катастрофе.
На мечты тоже времени нет.
Отыскать бы одну лишь минуту,
И взглянуть на звезды и небо.
Вдруг увидеть другими глазами
Те миры, где ты еще не был.
А где-то там, на другой планете,
Среди сотен и тысяч лиц,
Со своими мечтами о лете
Едет в трамвае Маленький Принц.

***

Сплестись. Не выпутаться. Лежать обнявшись,
Перетекая под кожу. Как ртуть.
Забыть о времени, в часах потерявшись.
Побыть еще немного ртутью. И уснуть.
Проснуться в сонной бессмыслице утренней,
Надеясь на тела тепло и кофе в постель.
Услышать только – звонят к заутрене.
И в трубах остывших воет метель.

***

Я тебя еще школьником выдумал —
Чуть смешную, с косой и бантиком.
Вопреки «женишку» обидному,
Все выменивал для тебя фантики…
А теперь вот планы на вечность.
За ночь скомкать белье, спутать волосы.
Разрешая себе беспечность,
Красить жизнь в наши, общие полосы.

***

Так любил ее, сероглазую,
До трясущихся рук.
Так любил, что в себе отказывал.
И все ждал – вдруг?
Все смотрел на нее, далекую,
И только мечтал.
Насмотреться не мог никак,
И вдруг, устал.
А она, не твоя по глупости,
Жизнь жила.
И лицу ее светлому, юному
Радость шла.
Так любил ее, сероглазую,
До трясущихся рук.
Так любил, что растратил себя
На случайное «вдруг».