Vysheslav Filevsky - Моё священное бразильское небо

Иных – едва ль, себя ж освободишь от скверны…

Как просто! Но как чуждо это суете!..

О суета, ты символ разложенья, смерти.

Хотите жить – в любовную молитву верьте.

Молящемуся двери райские отверсты —

Кто псальмы предпочёл словес нечистоте —

Тому блаженство, счастье, Неба милосердье.

Едва ли знает Правду говорящий:

Её словами невозможно передать.

Вкусившему же Неба благостно молчать

И молча знанье передать молчащим,

Имеющим благословение на то —

Небесное, далёкое лукавства…

Любить Творца – нет большего богатства.

Им обладать моё стремится естество,

Беречь в сознанье высший дар бесценный…

Как Правда Неба ослепительно проста!

Она с улыбкой заграждает мне уста,

Сияя красотою несравненной.

Она – зерно. Я – благодатный чернозём.

Он приготовлен, жаждет плодоносить.

Сторицей приношу мои колосья.

Как благодарен я, Творец, как вознесён!..

По счастью вознесенье незаметно.

Беззвучно служится в душе обедня.

Причастье невещественно: оно – Любовь,

Та Правда Неба, что вкусил смиренно,

Чей урожай пожал с благоговеньем.

В ней существо моё: и дух, и плоть, и кровь.

Не воспрещайте моему безумью.

Смотрю – и хладен к вашему здоровью я.

Хочу болеть: быть солнцем, полнолуньем,

Деревьями, цветами, трелью соловья,

Жить даже в ваших душах неприметно,

К безверью, как к проказам детским нисходить,

В сердцах свечою теплиться бесцветной,

Творца непостижного и мир любить.

Небес бразильских духом осенённый,

Горю цветами всех деревьев и кустов

Твоих, Бразилия. Тобой пленённый,

Я туча, что рождает дождь любовных слов —

Молитвы трепетной живую воду.

Пускай струюсь на незнакомом языке:

Без знаний насыщаются любовью,

И лишь забыв науки можно пламенеть

Зарёй над всей бразильскою землёю,

Не заслоняя свет, прозрачной тучей плыть,

Любить Всевышнего, Бразилию любить,

Венком стихов её сознание увить —

Моим безумием, нездешнею мечтою.

Казалось бы, как хорошо быть солнцем:

Пылать всевластно, бушевать, бурлить,

Быть вихрем любопразднственных эмоций,

Смеяться, равно жизнь и смерть любить,

Пытаться жаром достигать планеты:

Кого-то насмерть жечь, кого ласкать,

А для кого-то просто так сверкать,

Обильно заливать пространство светом…

Как хорошо быть солнцем: знай, ярись,

Любя без памяти и грозно злобясь!

Свобода чувств – вот истинная жизнь —

Не знающая угрызений совесть…

Ура!.. А мне милей покой луны.

Живу на грани холода и жара.

Игра огня мне суетная свара.

А для души нет лучше тишины,

Стихир любви, ни тёплых, ни холодных,

Сердечных, но без солнечных страстей.

Луна, как я и солнце, беззаботна.

Но для моей души луна нежней.

Светла молитва, как луна, безмолвна.

Жар солнца умягчён в ней, отражён.

Бытует на луне он мирно, ровно.

Жар отражённый гладит дух любовно.

И дух, им освятясь, преображён.

Студёный леденит, а тёплый размягчает,

Прохладный ветерок бодрит и веселит,

А знойный, словно адский огнь, дотла сжигает…

Но то, что Божество из недр Своих струит —

Не горячо, не хладно… Словно ничего.

Как будто свет иль пламя, но не жжёт, не светит.

Молитва? – Да, но поражает тишиной.

Благословенье? – Сокровенней нет на свете.

Объятье? – Нет, проникновенье. В нём живу

Необжигающей духовною лучиной.

Утратив тело, всем собой блаженство пью,

Как губка, насыщаясь вечностью бесчинно…

В восторге? – Да, но то восторженный покой.

В нём неподвижен, как молитва, бесконечен.

Неясен Дух, как ангелу – закон мирской,

Печатью чужеродности Земле отмечен.

Я изучать не смею: мысль – нечистота.

Лишь пью священное бесплотье с наслажденьем

И, насыщаясь, приближаюсь к воскресенью: