Vysheslav Filevsky - Странная эмиграция

© Vysheslav Filevsky, 2018

ISBN 978-5-4493-7040-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рассказ о нищем одиноком пенсионере, случайно нашедшем деньги, нанявшем проститутку-латиноамериканку, уехавшем с ней за океан и обретшем счастье в бедной стране в любви к матери проститутки и к ней самой, оказавшейся поистине благородной… Чистая проститутка? – Да, роман именно об этом.

Автор нарочито не называет стрáны, не желая, чтобы повествование связывалось конкретно ни с какой из них.

Когда-то была песня про голубые города, у которых нет названия… Для Прохора же Терентьевича все города его страны были непременно с названиями, как оно им и положено, а главное – не голубыми, а зелёными… Потому что голубое в его сознании связывалось с расслабленностью, расслабленность – с бездельем, а безделье – с развратом. К разврату же Прохор Терентьевич чувствовал непреодолимое отвращение. И тем не вписывался в течение жизни – то есть бытийствовал существом, достойным общественного порицания…

Нет, Прохор Терентьевич определённо не хотел бы жить в голубом городе. И поэтому был признателен городскому голове за почин «Мой закоулок», и за тендер 1в связи с ним аж на два с половиной миллиарда местных денежных единиц…

Когда Прохор Терентьевич вспоминал об этом, в его сознании так и фукали взад-вперёд паровозы, у которых тендеры были набиты молодыми деревцами. Паровозы разъезжались по разным улицам, выпуская пары останавливались, к ним слетались, как птицы, школьники из «Зелёной планеты» 2, ловко высаживали деревца – и те, расправляя листья, тут же матерели и, поднимая благодарные лики к солнцу, будто славя… Прохор Терентьевич не знал доподлинно, кого или что именно. А мыслеблудия чурался… Главное – лики дерев славили что-то хорошее, не придуманное, а потому правильное…

Зелень приятно глядится, не так ли? И потом каждый мужчина всегда может найти в этой зелени место для освобождения от чая, или, в случае с Прохором Терентьевичем – от сока фруктов… Для пожилого мужчины это существенное обстоятельство…

В тот знаменательный день Прохор Терентьевич возжелал удовлетворить отвлекающую от жизни потребность недалеко от метро Клювино. Намётанным глазом определил он относительно закрытое от глаз прохожих место в сквере, перешагнул ограждение, молодцевато оттягивая носки, и, расслабив соответствующие мышцы, медленно выдохнул…

С души ниспадал гнёт. Ибо она определённо бытийствовала под мочевым пузырём…

К своему неописуемому удивлению Прохор Терентьевич вдруг услыхал громкий и спокойный голос:

– Ты что делаешь, негодяй?! —

Поначалу Прохор Терентьевич не придал ему значения. Тем более, что голос доносился издалека. Мало ли в мире негодяев, которые что-то там делают – да полно… Кричи – не кричи, делать они будут всё равно: неодолимая потребность у них такая. Это что-то вроде тяги к алкоголю или куреву…

Когда Прохор Терентьевич думал об этом и соображал, что в таком случае всех негодяев можно было бы вылечить, он искренне удивлялся, почему же негодяев не лечат, не то что в отдельно взятой стране, а и по всей планете. И у его получалось, что на такое лечение нет благословения свыше. Ну не сволочи же руководители всех стран, в конце концов… И даже одной страной сволочь править не может, понимал Прохор Терентьевич. Потому что руководителя выбирают. А выбрать сволочь может только сволочной народ. «Сволочной народ… Нет, это очевидный бред», – полагал Прохор Терентьевич…

Простата у него работала ещё справно, хотя ему перевалило за 62. Пёрло, как из шланга для поливки. Даже стучало по листьям на земле. От этого становилось весело и радостно…

– Перестань сейчас же, паскудник! – продолжал меж тем тот же голос.

Теперь уже он привлёк внимание Прохора Терентьевича. И нарушитель посмотрел в направлении источника голоса сквозь листья молодой берёзки…

Струя, на что-то наткнувшись, застучала и забрызгала. Даже до ботинок долетело…

Метрах в ста от места благодатного освобождения Прохора Терентьевича от соков фруктов у подъезда высокого дома на стуле сидела худощавая седая женщина и смотрела на него, судя по возгласу, с явным осуждением. Рядом с ней стояла метла с тряпкой на черенке. «Кривая, как будто самодельная», – отметил ПрохорТерентьевич. «Дворничиха», – понял он, и добавил, как свойственно в таких случаях представителям его народа: «Ну и х.й с ней». Дворничиха же не хватала метлу, не бежала к нему, не свистела. А моч и накопилось много. Поэтому Прохор Терентьевич спокойно, может быть, отчасти и издевательски – продолжал творить то, что нужно.