Елена Крюкова - Ветер

Дай, дай угрызть!..
Жизнь… ох, вкусно…

На. Возьми. Подавись. Мне в ней не корысть.

…Лоб мой чистый,
дух мой сильный —
Я вас, люди, всех люблю.
Купол неба мощно-синий
Я вам, люди, подарю.

Вам дитя отдам в подарок.
Вам любимого отдам.
Пусть идет огонь пожара
Волком – по моим следам.

Заночую во сугробе.
Закручу любовь во рву!
В колыбели – и во гробе —
Я – войну – переживу.

И, космата, под вагоном
Продавая плоть свою,
Крикну мертвым миллионам:
Дураки! я вас люблю…

Вы себя поубивали…
Перегрызли… пережгли…
Как кричала – не слыхали! —
Я – о бешеной любви!..

Но и в самой язве боли,
В передсмертнейшем хмелю,
Я хриплю: услышь мя… что ли…
Кто живой… тебя – люблю…

…льдины плывут по безумной реке,
будто грязной бумаги, смеясь, нарвали.
Сапогами в синий ручей войди.
За спиною церковь
еще не взорвали.
И еще ты не знаешь слов,
что удавкой затянут глотку.
И еще не кромсала на дорогих поминках
норвежскую, злую селедку.
Эти льдины…
на одной ты стоишь и воешь, собака,
Из сияния на полмира, из худого, безвидного мрака,
А за тобою сарай плывет, а за ним – руины храма,
и кренится твоя льдина,
И вместо «сим победиши» ты, плача, шепчешь:
да все, все победимо…
Все неуследимо плывет, уплывает
в ночи на Пасху —
Ну, бормочи, шепчи, повторяй
великую Божью подсказку,
А ты и слова-то забыла!.. с чего начать бы —
С похорон, крестин, родов, а может, со свадьбы?
Эх, чертыхнуться бы!.. —
с ума не сходи, ведь то святотатство:
Льдины плывут, и оно одно только, это богатство,
Грязное серебро, умирающий жемчуг,
бархат, ветрами рытый,
Траченный молью зимний песец,
винной скатертью стол накрытый,
Пьяный певец, хрипотцой царапает,
выгиб венского стула,
Из круглого радио налетает
мощь черного пьяного гула,
Битый хрусталь, гриб на ржавой проволоке,
к ежовой ветке прикручен,
Стекло лиловое, дутое —
еловый мир вымучен и измучен,
Подарен, разбит, подожжен, забыт и склеен,
опять украшен —
Сдобным золотом куполов,
тюрьмою красных кирпичных башен,
А вот и часы наручные —
полоумные стрелки навек застыли:
Кости рук, сочлененья стали, фаланги пыли,
А вот золотая звезда – на верхушку!.. —
праздники, эй, а разница есть между вами?..
Льдины плывут, Рождество уплывает, и тает пламя,
И уплывают Пасхи, войны, рожденья,
любви и смерти,
И только вспомнить блаженное время
едва посмейте —
Тут же со скатерти все сгребут, выкинут на задворки, —
Все: звезды и танки, «прощай молодость» боты,
парчу и опорки,
Пуховки в розовой пудре, трюмо,
мамины бусы коралловой ниткой,
С солью липкий ржаной, синезвездный сервиз,
доски скриплой калитки,
Водку дешевую, «коленвал»,
кою жадно в собачьих подъездах пили,
И ледоход грозный, последний,
а льдины прямо в заморское небо плыли.

Как метро кофейные мельницы сыплют чернь —
где там тело, а где там дух, крепче завари…
все смешалось в доме… а в храме сургуч свечей
не снаружи кладется, а, Господи, изнутри.

Как дерут плащаницу на части – сырой земли? —
дудки!.. камень диких, древних, сухих городов:
суше корки ржаной, слышишь, десны не опали,
не оставь на песке и снегу кровавых следов.

Слишком много нас. Нас поотсыпь-ка в мышиный ларь,
принакрой кладбищенским крепом, в растопку брось!
Или так: толпам плачущих бездну рыбы нажарь,
разломи пять хлебов – и накорми на авось.

Но идут, и бегут, и орут, и блажат, и плывут,
лик под пули суют, а то и спину, и грудь…
Вижу, Господи, раньше времени Страшный Суд
Ты затеял, Отец; да выживем мы как-нибудь.

Не тебе доводится грызть соленый песок?
Не тебе режут горло, башку пихают в петлю?!
А какая разница?.. – твой ледяной висок.
Твоя глотка, хрипящая страшное это «люблю».

Только жизнь у тебя на губах. И пахнет грозой,
и кедровой смолой, и печеной рыбой, и тьмой.
…покури у подъезда, поддатый, кривой-косой,
ведь сейчас позовет тебя Вечная Мать домой.