Евгений Вермут - Поэзия сломанной души. Безвременные стихи

1997г.

Мы дурели от Вермута,
Засыпали от Брежнева,
Но готовы по-прежнему
Нашу жизнь повторить.
Слушать неосторожные
Анекдоты дорожные
И словами несложными
Ни о чем говорить.

Вспомнить песни забытые,
Дымкой памяти скрытые,
Но еще не убитые
Новым ВРЕМЕНЕМ ЛЖИ.
И простые, и светские,
Пионерские, детские,
Даже антисоветские
Из заморской межи.

Мы бы прожили заново,
А не «телеэкраново».
Есть желание странное —
На прощанье обнять
Красным флагом отцветшую
И чуть-чуть сумасшедшую,
Так внезапно ушедшую
Нашу Родину-мать!

1997г.

Толпа друзей, дешевая пивнушка,
Хозяин, Алик, добрая душа…
Мы не считали выпитые кружки,
Глотая дни и пиво, не спеша.
И как нас только там ни называли,
Кося свой взгляд, соседние столы,
На то, как мы украдкой наливали
В пивной бокал вино из-под полы.
Мы пили дрянь с осадками науки,
Науки лжи, обмана и вранья,
Мы пили жизнь и морщились от скуки,
Осевшей илом прожитого дня.
Ну что могли вчерашние подростки,
Спеша пожить, хоть жизнь совсем не бал,
А тот проспект, где нас на перекрестке
Держал за горло красный «стоп-сигнал».
Вот и нашли движению замену —
Дешевый бар, отдушину для ран.
Там вечерами били мы об стену
Прошедший день, как выпитый стакан.

1997г.

Мне свечи каждый год напоминают,
Что я опять немного постарел.
Я добр, но свечи жалости не знают,
Их педантизм изрядно надоел.
Они правы, тут крыть, пожалуй, нечем.
Что есть, то есть и как ты не бодрись,
Жизнь аккуратно расставляет свечи
По пирогам.
На то она и жизнь.
Растет пирог, традиции в угоду —
Чем больше свеч, тем круче юбилей…
Мы задуваем прожитые годы
Под пьяный возглас радостных гостей.
Но знаю я (и это знает каждый)
Закон последней свечки основной —
На пироге когда-нибудь, однажды,
Не хватит места для свечи одной.
И вот тогда я вытянусь на ложе,
Что б никогда с него уже не встать,
И ту свечу, что мне в ладони вложат,
Уже не нужно будет задувать.

1997г.

Воплощение.
Душ и тел.
Вера в разум и вера в силу…
Кто-то руки к небу воздел,
А ногами стоит в могиле.
Нескончаемая игра
Между Раем и Преисподней —
Обозлившееся ВЧЕРА
Догоняет меня сегодня.
Мне неведомо, кем я был
До того, как родился снова.
Может кто-то меня любил,
Может сам я был Казановой.
Оставлял я горячих дам
В лужах слез и немой укоризне,
Но нашли меня в этой жизни
По соленым, по тем, следам.
Я железом обил бы дверь,
Я бы сделал ее стеною,
Что б никто не вошел за мною
В мир, где горечь царит потерь…

1997г.

Я писал, что, мол, не буду говорить я,
Говорил, что будто б не о чем писать.
Не сдержал я слов своих, уж извините,
Не стерпел и я не буду отрицать,

Что
тоска мою переполняет душу,
в сердце боль стоит такая, хоть топись,
и кричит мне моя совесть громко в уши
через гомон заводской: – Остановись!

Что
не зря я был «солдатом из стройбата»,
где, хоть тайно, но работал головой;
на работу выхожу я «за зарплату»,
как «За Сталина» отец на смертный бой.

Что,
поддавшись на различные призывы,
двадцать лет я промотал, прожег, пропил,
двадцать лет я промечтал пожить красиво —
прозевал я эту жизнь, проторопил.

Что,
когда мою Отчизну «порешили»,
вдруг очнулся я под общий шум и гам:
это молодость мою разворошили,
это юность растащили по кускам…

10.1998г.

Ходит зима неуверенной поступью,
Чуть подморозило, снова капель.
В городе ламп разноцветные россыпи —
Общепредпраздничная канитель.
В старом районе, где домики ветхие,
Где только летом чуть-чуть веселей,
Где фонари и прохожие редкие,
Шли, себе, двое вдоль темных аллей.
С маленькой елкой, солидно и под руку,
Неторопливо шагали домой.
Серый туман опустившимся облаком
Полускрывал их фигуры собой.
– Слышь, Тимофей, я, конечно, не жадная…
Елочка наша – хоть ставь на буфет.
– Елка мала, да уж больно-то ладная,
Внуки придут, а на ветках конфет!..
– Брось ты, старик, ведь они уже взрослые,
Скоро своих «огольцов» заведут,
Школу закончили в лето запрошлое.
Радуйся, коли вообще заглянут.
– Ох, извини, что-то память измучила.
Ваню припомнил и прежние дни…
Выросли внуки-то…
Мы им наскучили,
Только б совсем не забыли они.