целые цивилизации уже открытые кем-то ранее
и благополучно существовавшие тысячелетия до нас,
без нас… сиюминутно выдуманные тобой, заманчивые
и одновременно пугающие потусторонние миры…
пьянящие мелочи, такие ощутимые и узнаваемые
на ощупь, на слух, на вкус…
Мелочи… всё состоит из мелочей… из этой назойливой
мошкары, любительницы приложиться к коктейлю
повседневности, к нежным венкам зарниц на запястьях
горизонта. Вот и ты, мой седеющий мальчик, пей меня…
пей, как парное молоко… как «вино из одуванчиков» —
летнее, солнечное, ветреное… положи голову мне
на грудь, будь как дома… как в своём лучшем
волшебном сне, который пробудившись забудешь…
но ещё долго будет преследовать янтарное послевкусие
литоринового моря… детская улыбка, омытая слезой…
Медленно, медленно крылья сон расправляет.
Ритмы уравновешены – альфа… бета…
На запястье бабочки тень мерцает
Греты.
Сотни пёстреньких кукушат
У тебя метражи, чертежи.
У меня миражи, миражи…
Луи Армстронг… Дассен… Кенни Джи.
Я лечу над гнездом… Я во ржи…
Ты мобилен, практичен, умён.
У меня в голове сто имён…
Сто неродственных именин.
Двести глаз, ни один не любим
Кем-то близким, родным. Родных
Не случилось пока у них.
Их в угаре, в чаду, на бегу,
Словно яблоки на снегу.
Отсекли с пуповиной кров.
Сто сердечек и сто вихров.
Сотни сжатых в тоске кулачков.
Сотни спёкшихся мозжечков.
У тебя метражи, чертежи.
У меня миражи… миражи…
В голове сиротливо молчат
Сотни пёстреньких кукушат.
Пуля тихо поёт: – «Усни…»
Поцелуем впиваясь в плечо.
И целуя купюры, мясник
Напевает: – «Ещё! Ещё
Пищу пороху и ножу!
Вот растерзанный, выноси!
Не дрожу и не дорожу,
их, сермяжных, полно на Руси.
А у них и плечей, и ртов,
тихих воинов шахматных – рать,
в тараканьей тьме городов,
что на картах не отыскать».
А у нас поцелуи сладки,
Мир не делится. Мир ничей.
И впиваются ноготки
в пантеоны нагих плечей.
Всё опять так нескладно вышло —
потоптались и… разбежались.
Ты в берлогу залёг. Я, мышью,
юркну в норку, меня заждАлись…
Стану грызть мышатам орешки,
щёлкать семечки, шлёпать попы,
развлекать, сочиняя потешки
И… с ума сходить от икоты.
Я так устала быть Вашей Мартой, Мюнхгаузен…
Но Вы так красивы, когда сочиняет историю очередную, правдивую,
про волоокую диву, в лебяжьей кофточке.
Вы говорите ей: «Плыви, плыви лодочка!.. покачивая бортиками
в джинсовых шортиках.»
И она плывёт, покорная, лебедь белая. И она плывёт то смелая, то несмелая…
И она рада Вам, как солнышку ясному, И штормтрап поблёскивает балясинами…
И Вы сочиняете очередную, правдивую самую, Про медвежью, заснеженную, обетованную…
Дураки да дороги, две мысли негожие
и Вы лжёте. Выдумываете хорошее…
И кружите, кружите вальсами-мантрами, Вашу глупенькую влюблённую Марту.
Фонтанируя рыжими дредами,
Спит исключительно с мозгоедами,
В доме её, сегодня, обедали —
Кант и Лист.
Её многобайтовый воображариум,
Как аквариум в аквариуме…
Его, для неё, еженощно затаривает
Финансист.
Она ж наблюдает, пепельно-серыми, За саламандрово-сиреневыми,
Которые, прыгают между коленями
Вверх – вниз.
а вам а вам в безудержной погоне
за власть комфорт и лавровый венок
вам слушать стоны ампельных бегоний
сочувствие отряхивая с ног
а вам а вам не знающим участья
толкущим в ступе гаревую стынь
багрово крякать от чужого счастья
и разговляться от чужих святынь
а вам а вам стреляющим в затылки
не видеть глаз танцующей беды
всю жизнь писать фальшивые картинки
и оставлять кровавые следы
а вам а вам не знающим пощады
чей взгляд замылил золочённый нимб
из тел живых построить баррикады
из мёртвых тел ступени на Олимп
Брить в коридорах памяти шею отцу,
с мамой на злом морозе бельё от верёвки
отдирать и жевать бедный хлеб – мацу
настоящего, на городской парковке.
Воздух морозный и сладковат дымок…
Тоненькой веточки вишни шампур обуглен…
А по весне берёзовый каплет сок в вёдра детсадовские… Не найдёшь, не гугли.
Читать дальше