Елена Ханина - Перевернутая жизнь

Красные сосны вместо зелёных
Пришли на площадь,
прижались друг к другу.
Время распухло от стонов,
Скорби ночной,

Нашей разлуки траурный марш
Всё ещё душу мою будоражит.
Сделай доброе дело! Уважь,
Пусть память покроется чёрной сажей.

Сажей того предпоследнего дня
Что разгромил, и разрушил, и отнял.
И до сих пор не понять мне, для
Чего стрекочут стрекозы, как сводни.

Пальмы презрительно шелестят.
Мы вместе ходили по этой дорожке.
И за любовь мою словно мстят
Все, даже старые чёрные кошки.

Принеси мне стакан воды
Только ты принеси, только ты.
Приходи в мой последний час,
Приходи, только лучше сейчас.

Говори, хоть словечко скажи.
На пари все дела отложи.
Неподъёмна моя вина —
Одного я люблю тебя.
Потому в переулке дней
Мне судьбу подменил злодей.

Нам готовит судьба Антлантиду
В чёрных водах рычащих тигром.
Но остались ещё денёчки.
Дружно айсберги, милые с виду,
Над землёй в облака подпрыгнув,
Превратились в белые точки.
А пророки из прошлых столетий,
Докричавшись до древних вулканов,
Сквозь звезду посылали сигналы.
А Катрин, или просто Кэти,
Нет не девушки – ураганы
Наложили на берег лекала.
Всё исчезнет, сказал учёный.
Суши станет до боли мало.
Мы готовимся к переселенью.
Показался сахаром жжёным
Итальянский берег, устало
Нам предсказывать привидение.

Не скули по эпохе
Тебе не готовившей пули.
Всё пройдёт, ручейком незаметным впитается в землю.
Да, дела твои плохи,
Скрипели железные стулья
И врезались слова – не хочу, не могу, не приемлю!

Расщепление империй,
словно ядерный распад.
Всё, во что когда-то верили —
оказалось компромат.
Те, кто песни комсомольские
распевали у костра,
разъезжают на роллс-ройсе.
Все, кто против – стали за.
От расколотой империи
Слишком много черепков.
Смотрят птицы с недоверием,
Новый мир им не знаком.

Погреба, погребение,
Память словно размыло.
По кому песнопение?
Снова роют могилу.

То в лесу, то в овраге
Или в старом сарае.
Утром вывесят флаги,
Пот со лба вытирая.

Поп с лицом нестандартным
рьяно мучил кадило,
Объясняя приватно
Что-то девушке милой.

Крест нагрудный качался,
И старушка в платочке
Всё шептала: «Покайся!
Мой любимый сыночек».

Графоманы расселись и ели ужин.
Пили вино из бокалов красных.
Мне сказали – «поэзии ты не нужен»
И рукой помахали по-барски.

Графоманы кричали – «иди подальше,
От тебя за версту несёт невезухой.
Мы не любим тех, кто отстал на марше.
И тех, кто шепчет что-то на ухо».

Графоманы смеялись – «к чему стенанья.
Брюзжаньем введёшь себя в гроб до срока.
Смотри, судьба закрывает ставни,
И поле любви заросло осокой.

А ты всё там же бренчишь волынкой.
И строки твои из раздела прочих.
Про крестоносцев пишешь и инков,
Или ещё про непьющих рабочих.

Полно, уймись, нет журнальных ссылок,
Критики даже читать не станут».
«Знаешь, – советовал мне верзила, —
Лучше уйди в свой воздушный замок».

Кривые улочки удачи
Давно закончили свой бег.
Поз фонарём тихонько плачет
Уставший, СТАРЫЙ ЧЕЛОВЕК.

Я по тебе скучаю.
Трогаю день на ощупь,
Солнца не замечаю.
Лобное место – площадь.
Стёкла дрожат надрывно,
Капают годы плавно,
шумный, весёлый рынок,
кажется так недавно…
снег обжигал ладони,
смех заполнял пространство.
Эхо застыло в стоне,
Мне не уйти из рабства.
Я по тебе скучаю.
Мебель покрыта пылью.
Больше не различаю
небыль с ушедшей былью.

Свои стихи от сердца оторвав,
Я больше не могу грустить и плакать.
Ну да, конечно ты, любимый, прав
Живу, лишившись чувств. И даже страха.

Когда фонарь уже погас в руке,
Фитиль перегорел и батарейка села,
Когда мне безразличен друг и враг,
И до себя самой мне нету дела.

Зачем ещё слоняюсь средь людей,
Где погремушки слов качают воздух?
Зачем, скажи, противный знойный день
И стая мух навязчивых, навозных?