Елена Трикозина - Отблески моей сентиментальности. Любовная лирика

У подножия я твоих властных взоров
Пуританкой вечной пред тобой предстану.
И покорно слушаясь, с головных уборов
Изумрудный камень дорогой достану,
И отдам, бесспорно, все свои рубины,
Что с отливом спелой и тёмной вишни.
Оторву, не дрогнув, синие сапфиры,
Не считая просьбу чем-нибудь излишним.
Я сниму невольно все золотые нити
С края, отороченного бархатной каймою,
И не усомнюсь в следующем визите,
Обезумев вновь, встану пред тобою.
Всё равно приду сквозь ряды препятствий,
Верная навечно и телом, и душою.
Ибо самым важным для меня богатством,
Будешь только ты, обрамлённый мною.

Окину грустным взором старый мыс,
Вдохнув морской прибрежный воздух чистый,
Ведь с палубы моей бежало много крыс,
Когда тонул моей души корабль быстро.
Заполнена слезами горькими часть трюма
Через разбитую сердечную пробоину,
И оттого взираю вдаль, увы, угрюмо,
Ища средь морской глади с сушей сторону.
Ведь ты – песчаный тёплый берег мой,
С тобой могу я обрести навек спокойствие.
И пусть несёт меня к тебе морской прибой
С безудержной мгновенной скоростью.
Тебе не важно, что корабль души моей,
Быть может, навсегда ушёл на дно.
Не унесёшь песчаной бурей ты своей
Меня, и вновь отдашь своё тепло.
Окину грустным взором старый мыс,
Вдохнув морской прибрежный воздух чистый,
Ведь с палубы моей бежало много крыс,
А ты всё ждал, мой берег золотистый.
Желал окутать ты собою меня нежно,
Песком засыпать ту пробоину души,
Из-за которой притянуло к побережью.
А побережьем этим был для меня ты.

Вспоминаю твоё чёрное, как уголь, пальто
В сочетании с той самой, слегка нелепой, шляпой,
В коих ты уехал в поместье дяди давно,
С целью стать поглощённым неизведанной тайной.
Ведь ему лишь известно о твоей любимой семье.
Его, надеюсь, скоротечно болезнь не сгубит.
Может, успеешь узнать, что было нужно тебе,
И день отъезда домой поскорее наступит.
Мне так нравятся строки из твоего письма:
«Здесь бушевало море, словно женщина в гневе».
Мои сны стали хуже, и я день ото дня
За тебя волнуюсь, не замечая время.
Я погрязла с лихвой в романах Лоренса Стёрна,
Начала «Манон Леско» Антуана Прево.
Я стараюсь быть дамой, как желают, покорной,
Но наружу так просится моё озорство.
Меня вновь заставляют носить тяжелый турнюр,
Хоть он и вышел из моды, это не всем по нутру.
В платье из шёлка лионского среди ряда скульптур
Спешу читать я в усадебный парк поутру.
Приятен шелест весенней позеленевшей листвы,
Он звучит как ноты простой увертюры.
Нынче в саду черешня распустила цветы,
И расцвели растения иностранной культуры.
Я хочу, чтоб скорее ты раскрыл все те тайны,
Что окутали сердце твоё беспокойное.
Я надеюсь, не изменишься ты там случайно,
Ведь необъятны границы путешествия вольного.
Мне без тебя остаётся любить одиночество.
Я о тебе крайне часто, поверь, вспоминаю.
Пиши чаще, ведь мне этого очень хочется…
(P. S. Твоя Элен. Жду и, несомненно, скучаю)

Её гордый, леденящий взгляд априори
Отталкивает, гонит прочь.
Глаза словно два нескончаемых поля
Незабудок (цветом точь-в-точь).
Её невозможно увидеть на биеннале
Популярного нынче искусства,
Для неё – инсталляция из горстки стали
Вызывает равнодушное чувство.
Ей уютнее читать, укутавшись пледом,
Достоевского или Набокова.
Путь спокойной жизни ей чужд и неведом,
Слишком много с ней было жестокого.
Её терзали, отчасти, ею манипулировали
От извечного непонимания.
Её словами порою так нагло манкировали,
Их не брав совсем во внимание.
Я увидел её, от всего мира закрывшуюся,
Замкнутую в оковах мыслей,
Убрал прядь волос солнцем озолотившуюся,
И заметил цвет глаз её чистый,
Как небесный свод без единого облака,
Достойный даже немого восторга.
Словно была ни для кого Богом не создана —
Неприкосновенна она настолько.
Она меня прогнала, не оставив надежды,
Очень гордо, но так безупречно.
И я ушёл… Опечаленно, крайне небрежно,
Но я вживил в свою память навечно
Её глаза – два нескончаемых поля прекрасных
Незабудок (цветом точь-в-точь).
Её гордый, леденящий взгляд – не напрасно…
Она им гонит обидчиков прочь.