Эдуард Дэлюж - Гефсиман

Так бесстрашно шептавший осанну.

О, бессонница мира, ты смертельно права!

Вытекая, как время, из листьев молитвою веры.

Ты слагаешь поэзией веретена

Имена тех имен, кто состарится неразменным.

Лица бренных – зола, имя бренных – шаги.

Круг сжимается, лестницы стёрты.

И смотрителю строк и хранителю сна

Ты раздашь снова жизнь плачем новорожденных.

Будет капать строка долго-долго из глаз.

Пауза, теснота, предисловие, точка…

И скользнет по губам откровенная бабочка Ра,

И допишут поэты своё…И уйдут в многоточья.

Будут жить на плече божьем бабочки Ра…

Люди ангелов в них будут слышать и видеть.

И смотритель тоски в предисловиях серого сна

Будет их выпускать в эту слезную грехо-обитель.

Там, где падают синие звуки в руки мои,

Вновь приходят вечные нежные лица,

Им одежды не впору, и молчат всё светлей их шаги…

Лики старых святых к младенцам склоняются сниться.

Прикоснись ко мне… Я осыплюсь белей лепестков.

Я умею излечивать боль, я её понимаю.

Я целую её и к душе прижимаю…

И она умолкает совсем, осыпаясь, белей лепестков.

Эти выкройки шрамов нам добавили в кровь высоты.

Где присутствуют точки, там неслышимость возвращений.

Нам вернут эту нежность, эту вечность забытых огней…

Фарисействуй, земля, жги последних своих Моисеев.

2017г.

В дом заходит Бог к неуверенным,

Смотрит жизнью в глаза незрячие,

Смотрит так, чтобы Смерть поверила

Что и боль твоя настоящая.

Глубоко в земле растёт дерево,

Далеко в небесах птицы каются,

Время каждому навырост выдано

Жертвой выверенной праведной.

Так привязаны к листьям веточки,

Так отпущены страхи с инеем.

Ветер рвет на белые ленточки

Откровения многожильные,

Рассыпая багряные истины,

Окропляя мёртвое зеленью.

Дворники все сады выметут

Там, где выменян ты на сретение.

* Сретение – славянское слово «сретение»

переводится на русский язык как «встреча с Богом».

2017г.

Колыбель не пуста,

Нет на свете пустых колыбелей…

Оттого ли и смерть, как всегда, бела?

Оттого ли, что жизнь, как всегда, не верит

Ни в себя, ни в черта, ни в божества .

О, младенец мой, ты – и звук и почерк,

И следы во тьме, и слова без слов;

Потерпи, мой бог безымянных строчек,

Целовать глаза я приду в свой срок.

Навесу качай этот полый ветер,

Повтори себя, я хочу смотреть

Как летит листва, как седеет вечер,

Как в золе цветет пепельный кармин.

Возносясь к тебе первыми слогами,

На большой заре по воде ступать,

Отвернувшись от озверевшей стаи,

До того как нас… понесут на руках.

По воде ступать – плакать той водою.

О, младенец мой, ты заговорен!

В час, когда и ты ляжешь сердцем к травам,

Золотым и темным станет путь домой.

Если Бог забудет, я тебе напомню

Высоту всех слов выдуманных им.

Сердце не остынет даже в белых кронах

Всех моих стихов, всех моих молитв.

О, младенец мой, так вставай к рассвету!

Вечною душой всем к нему вставать.

Пусть заплачет бог, внемля невесомым

Душам, что пришли жизнь собой встречать

2017г.

Дикая яблоня в цвету…

Горькие травы и жаркий песок собирает для икон и риз…

Шепчут губы, обожженные солнцем…

Сердце её в белом цветении…

Ночи её в холоде страшном…

Пища её в тишине, что когда-то была забвением,

Убивала убивающих бесстрашием.

Слово её злаком падает в небо…

Вечные тени ей стелют дорогу уставшей…

Там, где блудница стоит на коленях…

Не пред людьми, а перед Богом.

Голод и жажда… боль исступления…

Смиренное ложе на досках познания…

Что вам в ней, смертные?

В женщине этой, бледной пророчице, ставшей молчанием.

Чей лик раскрывается в сердце твоем?

В ненаписанной книге, читающей пророчества птичьи…

В ненаписанной книге, крещеной водой и огнем…

Там, где не хватает страниц подле заклания.

Воины твои – огонь и слеза…

Где – то в крови, в предсердии, в подреберье…

Вот они – Господа твоего глаза… Смотри ими…

Смотри ими в неверие.

Господа глаза, успевшие полюбить тебя, смертная…

В письмах твоих к нему пыль и вода…

В молитвах твоих к нему огонь и имена

Слов, вышитых каленою нитью рассвета.

Бог искал в нас глину, но нашел лишь песок и камень…

Он учил нас мужеству умирать, но мы убивали сами.