Владимир Лузгин - Алфавит грешника. Часть 1. Женщина, тюрьма и воля

Иду – нагой в бахилах ледяных.
Шагнул, как под софиты на премьере.
Меж ангелов зелёных, голубых
Лёг и почил, на срок, по крайней мере.

За что мне это? Вроде жил в чести,
Без бед и ссор с подругой неразлучной,
На всё готов, хоть коз её пасти,
Но тут врачи с их мнением научным.

Прощай, страна лакеев и вельмож,
Дел героических и путанного взора,
Ложусь под скальпель, а случится – нож,
Ведь сколько раз страдал от перебора.

Хотя на стол – не грудью на рожон.
Тем паче – санитарки помогли мне:
Обрит, уколот и перекрещён
Иконкой со святым Николой Зимним.

И вот вошёл в бахилах ледяных.
Шагнул, как под софиты на премьере.
Меж ангелов зелёных, голубых
Лёг и почил, на срок, по крайней мере.

Из груди, где жар опять,
Сердце вырваться стремится,
Чтоб ожога избежать
Иль совсем остановиться.

Вот и прожил не по лжи –
Не пророк и не вития,
Чтил законы, платежи
В срок выплачивал любые.

Вверяясь помыслам благим,
Тридцать лет я отработал
По юдолям ледяным
В богом проклятых широтах.

Не боясь, клеймил воров,
Не прислуживал мздоимцам
Из чиновничьих верхов
И чиновничьим любимцам.

И не гнал в толчки бродяг –
Бесприютных, перехожих,
Вплоть до брошенных собак
Или выброшенных кошек.

В зимы снежные, как мог,
Птиц подкармливал кричащих –
Пухляков, синиц, сорок,
В сад слетавшихся из чащи.

А сейчас едва дошёл
До назначенной палаты,
Через силу влез на стол
И лежу себе распятым.

Ни богатства, ни наград,
Только боль и вспышки света,
Да на фоне вспышек ряд
Лиц с на лбу кровавой метой.

Бельма, язвы, дерматит,
Запах серы в волнах смрада,
И никто не объяснит,
Жил ли я, как было надо.

Ингварь приблудный: купец, гость и воин,
Впрочем, в том разницы нет,
В поле славянском навек успокоен,
Словно склавин иль венед.

Широкоплечий, русоволосый –
Скальд, балагур, музыкант –
В поле славянском раздетым и босым
Брошен, как скиф или ант.

Не всё равно ль: от меча, от отравы
С жизнью оборвана связь,
В поле славянском на шёлковых травах,
Обрам уподобясь.

Вороны выклюют гордые очи,
Кожи истлеет загар,
В поле славянском меж многих и прочих:
Угров, сарматов, хазар.

Дождь – не вдова по пришельцу заплачет,
Ветер зароет – не брат,
В поле славянском, где половцы скачут,
Где печенеги лежат.

И далеко эта весть разнесётся,
Дрогнет и Меря, и Весь –
В поле славянском в костях инородцев
Дивного мака не счесть.

Солнце привстанет – лениво и властно,
Дескать, не удивлюсь!
В поле славянском кровавом и ясном
Близится, близится Русь.

Искрит метель, дорог шлифуя лёд.
И жизнь моя настроилась на убыль,