Инна Щептева - Женечка

Безресурсный и безрассудный,

Ты ищешь помощи из любых рук.

Как сказал какой-то писатель:

«Он настолько был одинок,

Что считал себя живым уже тогда,

Когда ему улыбался случайный прохожий,

И был этому рад до дрожи».

Мы с ним не то, чтобы схожи,

Так, где-то рядом.

Но у меня есть друзья – опора часто стальная,

И главное:

Я продержаться сумею на любовной верности,

Ставшей второй кожей, к тебе нежности,

Ожиданьем тебя, бесконечно-беспозвоночном,

Памятью любимых морщинок вечно молодой кожи.

С течением времени виновность действующих лиц неподсудна:

Непонятно, кто агнцем был, кто Иудой. —

У чувств свои законотворческие причуды,

И вопреки всему, любовь к тебе – это все-таки Чудо.

Я узурпировала надежду —

Завоюю тебя упорством любви бесконечной,

До последней капли кипящей крови

Я сделаю все, чтоб ты была мною довольна!

Я не знаю, что дальше:

Ты уже мне не скажешь.

Ты просила создать тишину,

Что еще я могу?

Колечки мастей всех подарены,

Шмотки куплены – не понравились.

А бриллианты ты предпочитаешь —

После секса (читай не было).

Квартиру под тебя обставила:

Захочешь – пошлешь всех, стало быть.

А деньги ты не принимаешь:

Нравится, что зарабатываешь.

Стихам, что кричало «браво»,

Предпочла сериальчик канала

Развлекательного характера –

Ну так мне и надо ведь!

Нежность к черту мою послала,

Раздражаясь, разочаровалась.

Предпочла мужика, на скамейках целующего,

Плюшу моих игрушек.

(В сорок лет оно самое время

Целоваться то на скамейках). —

Не видать тебе больше бабушкиных

Рыбных вкусных оладышков…

Отвлеклась: я немного ревную,

Малохольная ж – психую.

Я, давно тишину лелея,

Забыла – нет права наглеть.

Я пыталась тут искреннее

Написать, как люблю тебя выспренне,

И забыла сказать – переехала.

Тишину, в общем, обеспечила…

В стране этой кормят неплохо.

Люди не то, чтоб все добрые,

Но смелее в улыбке, чем наши,

Не настолько, как мы, пропащие

(Загулявшие, озверевшие, жалящие).

И пока это все слагала,

Поняла, что тебя не знала. —

Надежду в хорошие руки,

Отдаю тебе… хорошему человеку.

Да, надежду я узурпировала,

Но сейчас шлю назад из трактирной:

Багажом придет к тебе к праздникам.

Решила: ты больше нуждаешься.

Не обняться, не поцеловаться —

Полная изоляция. Радуйся!

Я отдала тебе главное:

Любовь и надежду. (Оставлю лишь веру себе).

Мы не встретимся и не спишемся,

Телефон поменяла – неслышима.

Создала тишину меня вакуумную.

И надеюсь, теперь ты рада.

Я сойду с ума, если тебя поцелую – честно.

Что такое поцеловать любимого человека, мне неизвестно,

Но я знаю, свихнусь, в общем…

Да я уже схожу от поцелуя любви – заочно!

Меня отделяют от наслаждения две тонкие линии.

Боже, какие красивые!

Маленькая вертихвостка, плутовка, чертовка,

Я одной ногой в Кащенко – точно!

Целовать тебя в носик и шею,

В охапку – наглея, смелее

Дотащить до постели. —

И прижавшись плечом, смотреть передачу вечернюю…

Я самая счастливая девчонка на свете!

Обнимаю свою кокетку,

Проказницу, своего лисенка,

И целую в линии тонкие.

Тоньше глубокой мысли,

Всех полотен изысканнее.

Теплее, роднее, красивее

Нет линий в природе. Учтиво

Я перед всеми твореньями Бога

Склоняю свою одуревшую голову,

Но перед губ твоих линией

Я падаю ниц – самой мощной стихией!

«А вдруг она никогда не вернется!?» —

Даже трубы плачут в моей квартире.

«Никогда тебе больше не улыбнется!» —

В форточку ветер насвистывает.

«Никогда тебя больше не поцелует!?» —

Балконная дверь со скрипом допрашивает.

И одинокий пружинный диван

Вторит двери: «А то ты не знаешь!?»…

«Никогда не обнимет!» – Грустят игрушки.

«И к груди не прижмет, хоть на немножко!» —

Ручка комода словно вещает,

И грустью согнулись у стола ножки.

«На плече ее больше не полежишь ты!» —

Квартиру сосед закрывает со стуком.

И горем вьется шкафа узор,

Как саван, белого дуба.

«Никогда ее руку больше не сжать!» —

Топят рисунок обоев.

И сердце, как раненый воробей,

Истерично: «Вас больше не двое!»

«Вас больше не двое», – все говорят.

И я начинаю догадываться:

Ты – мое прошлое и, видимо, мне

Одной из него возвращаться.