Илья Хомутов - Питерские стихи

Успела перебрать все краски
И ни одной не позабыла —
Сияла солнышком от ласки,
Борей гнала и ливнем била,

И с мимолётностью такою,
Что лишь откроешь зонт, как снова
Сплошное солнце над тобою,
А спрячешь – вдарит, и сурово.

Не успокоится, чертовка,
И всё размашистей и глубже
Наносит шквальную штриховку
На куртки и рябые лужи…

Густые и тяжёлые,
Подкрались и застыли
Над «сталинками» жёлтыми,
Грозясь «Электросиле».

Решали: влить ли дождика,
Отвесить пару молний,
Дать ветра – чтоб подкожного,
Иль просто гром исполнить…

Пока рядились-спорили
В фантазиях неброских,
Устали и рассорились.
И сдулись – у Московских.

Ледовитый город с безумным трафиком.
Не Москва, но жалит порой больнее.
Я приехал сюда, чтоб проснуться графиком.
А очнулся и понял: почти на дне я.

Антидот простыл в морозильной камере.
На листах с набросками – пыль в три пальца.
Лишь слова, что от сердца текли, не замерли,
Не жильца выдавая, а постояльца.

И в созвучие с ними войдя единожды,
Вторит стуком в окно из октябрьской бездны
Ветка им: неужель не видишь ты —
Хоть до ста доживи здесь – не станешь местным.

Залив умолк. И врос
Во тьму, и за плотиной
На дно с собой унёс
Все звёзды до единой.

Растаяли слова,
Скользнув во мрак отвесный,
И кажется: сама
Вселенная исчезла.

И в мире – ни души!
А тишина такая,
Что, сколько ни дыши, —
Не видно ночи края…

Чухонской изморози след
Растапливает утро.
А он бредёт – ему сто лет,
Внутри – светло и мудро.

Пускай от дыр его пиджак
В просветах, словно сито, —
Он улыбается, чудак,
Его душа открыта.

И пусть заснежен сединой
И еле тащат ноги —
Он состоялся. Он живой .
В отличие от многих.

С невероятным рюкзаком —
Вперёд. И к чёрту дыры!
Он всех богаче в мире том,
Где сам он – больше мира.

Нам не светит сойтись —
Слишком разное тесто.
Всё равно —
Среди сказок и тайн —
Положи меня в «облако»
Маленьким текстом
И открой,
Если грянет дедлайн.

Впрочем, жизнь по себе —
Лишь сплошная просрочка.
Только рифма спасает – любя.
Даже если поставится
Крайняя точка, —
На словах
Погощу у тебя.

Запорошённый с головой,
Он словно вылеплен из снега.
Возник и замер над Невой,
Не находя себе ночлега.

Слова и звуки на ветру
Сгорают заживо в огарок,
И даже мне не по нутру
Такой арктический «подарок».

А в окнах теплятся едва
Домов отчаянные души.
Но только свет в них, как слова, —
Всё неразборчивей и глуше…

Бьёт в лицо сырой крупой,
Вязнет кашей в горле…
Так и кажется порой —
Здесь и воздух спёрли…

Снег раздулся и осел —
Не пером ли ткнули.
Сквозь дворы – как на расстрел —
Под сосулек пули.

Ну а если повезёт,
Левел пройден гладко, —
Бьёт контрольным гололёд —
Жёсткая посадка.

Там поднялся – здесь упал.
Каждый занят в треше.
С Новым годом, экстремал, —
Петербуржец пеший!

Накроет месяц ледяной
Весь двор студёным светом
И покачнётся надо мной,
Задев звезду при этом,

Она, как спичка, вспыхнет вдруг,
Сорвётся и в паденье
Всё озарит собой вокруг,
Преобразив в мгновенье,

И, исчезая между крыш,
Вновь поспешит в надежде —
Туда, где ты ещё не спишь
В яслях… Как жизнью прежде.

Волшебная погода для волхвов.
Он опадает – медленно и нежно,
Как осенью с деревьев их покров,
Как звёзды – полноводной ночью вешней.

Он укрывает город до поры
И, моего едва касаясь слуха,
Благословляет скверы и дворы
Той тяжестью, что в сердце – легче пуха.