Она далека от той изощрённости в стиле индийской камасутры, которой подвержены очень многие, особенно столичные сочинители, и не претендует на утончённое «китайское чаепитие» – пространство рафинированных эстетов. Такое ощущение, что она – оттуда, из середины восьмидесятых, где ещё не свирепствуют постмодерн и метареализм, где интегральный экологизм ещё не стал господином жизни.
Как ей удалось миновать всё это? Но удалось, и слава Богу!
Где-то там, где дома приникают к земле,
Где застывшее время ко всем безучастно,
Мне в наследство достался заросший участок
Да изба, прислонённая боком к ветле.
Чувствуете? Да-да, это начало чёткого по контуру лирического сюжета, от которого мы почти отвыкли, перенесясь в клиповое мелькание и словесную акробатику.
Золотыми словами осени
Липы спорят о пустяках.
Облака сизых птиц подбросили
И, поймав, понесли в руках.
…
И летят, как листва, мгновения —
Мы пускаем их с молотка.
От рождения до забвения —
Жизнь пугающе коротка.
В своих стихах поэтесса делает каждодневную женскую работу без нытья, жалоб и истерик. Она спокойна и тверда в принятии решений и по-королевски сдержанна в печали.
Умеет осень без труда
Давить на жалость:
Ладонь кленового листа
К стеклу прижалась.
Её не одолевает скука, потому что скучать женщине некогда. Этого состояния вы не встретите в её книге. Скука и лень – вообще не для неё. Она говорит, но за строкой оставляет больше объёма, чем в написанных словах.
Главное – то, что читается между строк в её стихах – размышления о жизни, о любви, о Боге.
Дворник, наверное, с истинным Богом в родстве —
Листья сгребает в охапки, чтоб стало теплей.
Мне хорошо с её стихами. Просто по-человечески хорошо!
Алексей Витаков, член Союза писателей России, поэт, прозаик, музыкант, председатель жюри Межвузовского литературного форума «Осиянное слово» им. Н. С. Гумилёва
Антоновку с ветвей снимал сосед,
Стремянкой небо подперев умело.
И осень на его ладонях зрела,
И он был этой зрелостью согрет.
И становился будто бы здоров,
Вдыхая запах кислый и бодрящий.
И тяжесть яблок наполняла ящик
И душу наполняла до краёв.
Но жизнь сама снимает урожай.
Кому легко нести такую ношу?
…И дом был снегом густо запорошен,
И было деда по-соседски жаль.
И прелый запах яблоневых строк,
Лежащих без движенья на соломе,
Напоминал, что был хозяин в доме,
Но пережить антоновку не смог.
Где-то там, где дома приникают к земле,
Где застывшее время ко всем безучастно,
Мне в наследство достался заросший участок
Да изба, прислонённая боком к ветле.
На облупленный шифер налипла листва,
Словно силясь прикрыть неухоженность дома.
И ветвей рукава, будто свыше ведомы,
Обнимают его по законам родства…
Опустевший давно – не приют, не очаг —
Доживает свой век по-крестьянски покорно…
Здесь, из этой земли, силу черпали корни,
Но о них облетевшие листья молчат…
Лебеда и полынь – старожилы глуши.
Сотню вёрст прошагай – тишина бездорожья…
Здесь наследство моё: не от бабушки – божье.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀А вокруг – ни души.
Снег занавесил простынями сад:
Хэбэшки белоснежные висят
И в детство тянут и зовут упрямо.
Там – тощая стиральная доска,
На зимней речке два гнилых мостка
И прорубь, где бельё полощет мама…
В воде холодной пальцы, словно лёд.
Отпустишь ткань на миг – и унесёт,
А мама шутит: «Для русалок платья!»
С ней рядом – таз, бельё горой лежит…
Не каждый с ним управится мужик.
Вот только это – женское занятье…
Потом в саду от неба до земли
Белеют парусами корабли —
Морозом укрощённые скитальцы.
Так было раньше… И почти везде:
Бельё купали в ледяной воде
И мучились всю жизнь от боли в пальцах.
Течением те годы унесло…
Быть женщиной – простое ремесло?
Поймёт не каждый этот подвиг тяжкий.
…А мама рядом. И её рука,
Как в детстве, исцеляюще легка…
И я целую красные костяшки.
Читать дальше