Михаил Лубянский - Прощай, страна чудес

Тогда я ещё не подозревал, что судьба скоро сведёт меня с Фёдором Казюковым очень близко.

В первых числах июля меня призвали на военную службу. На областном сборном пункте, среди многолюдной толпы новобранцев, я увидел Фёдора Казюкова.

– Ба! – бодро воскликнул он, пожимая мне руку. – Вот кому не пропасть! Хоть и призвали нас в разных районах города, а судьба свела нас здесь!

Сдерживая вздох сожаления, я сказал:

– И чего это нас так рано забрали? Куда такая спешка? Казюков взглянул на меня снисходительно:

– А ты разве не знаешь? Все это знают. У меня есть человек в нашем военкомате. Он мне шепнул по секрету: «Поедете на целину, на уборку урожая». А куда нас определят после щелины, она промолчала, уборщица! Военная тайна! Не положено!

– Выходит, будем служить вместе? – предположил я.

– Выходит, что вместе, – кивнул Казюков.

Описывать наш путь на целину было бы долго и скучно. Мы лишь повторяли судьбу миллионов людей, живших задолго до нас. Тогда огромные массы людей ехали в товарных вагонах навстречу неизвестности, под обстрелами и бомбёжками. А мы ехали с запада на восток, по мирной земле, почти как туристы. И были мы молоды, одинаково острижены и помыты, и одеты в солдатское обмундирование.

Колонна, в которой я оказался вместе с Казюковым, состояла из ста новобранцев, пяти старослужащих сержантов и двух офицеров.

Из Атбасара нас привезли на грузовых машинах в новообразованный зерносовхоз имени Николая Гастелло. Его центральная усадьба состояла из двух рядов типовых одноэтажных домов. На улице было голо, нигде ни дерева, ни куста. И людей почти не было видно.

Дирекцию нашли сразу по красному флагу над входом. После недолгой остановки колонну повезли дальше в степь. Ещё целых полчаса ехали по гладкой и накатанной грунтовой дороге. С обеих сторон на неё нависали колосьями сплошные посевы ещё не созревшей пшеницы. А высоко в небе горело и плавилось степное солнце, особенно жаркое в этот послеполуденный час. Восходящие от нагретой земли потоки воздуха дробили и размывали далёкий горизонт.

Наконец колонна остановилась в месте, указанном представителем совхоза. Солдатам приказали сойти с машин. Часть их занялась выгрузкой военного имущества, а другие начали устанавливать палатки.

Перед вечером начальник колонны приказал своей сотне построиться. Он сказал:

– Напоминаю всем, кто ещё не усвоил. Я капитан Гришаев. Мне тридцать восемь лет. Я участник войны, фронтовой десантник. А это мой помощник, старший лейтенант Рябков.

Старший лейтенант никаких речей не произнёс.

Роту солдат, выстроенных по ранжиру, разделили на четыре взвода. К каждому взводу приставили по одному сержанту.

Фёдор Казюков был подороднее меня телом и помощнее. Но рост у нас был одинаковый. Так мы оба оказались в первом отделении первого взвода.

Место, где остановилась колонна, заметно выделялось среди ровной степи, сплошь засеянной яровой пшеницей.

Это была неглубокая округлая низинка, словно вдавленная в землю упавшим с неба тяжёлым предметом. На дне этой низинки кудрявился молодой ивняк, в окружении которого блестел небольшой прудик. Вода в нём удерживалась чуть заметной насыпью вроде плотинки. Ниже пруда на откосе стоял единственный дом, сложенный из камня и покрытый шифером. В ложбинке перед домом был устроен колодец. Позади дома, в отдалении, стоял сарай, построенный из таких же материалов.

В доме жила семья совхозных механиков или две семьи. Иногда там мелькала женская фигура. Офицеры пошли представляться своим соседям. Солдатам ходить туда было незачем.

Походную кухню установили чуть в стороне от палаток. Ближе к вечеру капитан сказал:

– Сегодня придётся обойтись сухим пайком. Старшина, выдай личному составу консервы и сухари. А завтра к утру должен быть сварен полноценный завтрак. Командир первого взвода, выдели двух человек в наряд на кухню.

Отрищенко, наш взводный, выкликнул Казюкова и меня. И при этом уточнил:

– Старшим наряда назначается Казюков!

Казюков, как ответственный, обратился напрямую к начальнику колонны:

– Товарищ капитан, а чем же топить кухню? Дров-то нет! Капитан ответил:

– А вон, видите, в ложбинке растёт ивняк? Рубите и топите. Старшина выдаст вам инструмент. Смоляков, дай им топор и пилу.

Старшина Смоляков, вручая Казюкову топор, провёл пальцем по его лезвию.

– Туповат маненько, – вздохнул он. – Но ничего, рубить можно. Передавая мне ножовку, довольно старую, он добавил: