Когда-нибудь ты вспомнишь обо мне
Окно распахнуто и бледный лунный диск,
Напрасно дарит ложные надежды,
О том, что время, в свете его искр,
Замедлив бег, покажется безбрежным.
Рисуя образ, тени, на стене
В нелепой пляске сумрачного танца,
Когда-нибудь ты вспомнишь обо мне,
Дотронувшись до фотографий в глянце.
Ведь я уйду за грань, растаяв как туман,
Оставив за собой, лишь тлен и пересуды.
Ты знай одно – и это не обман,
Что я навечно буду помнить твои губы.
Я хочу быть твоим одеялом, я безумно ревную к нему.
Ведь оно тебя ночь обнимало, да к тому же еще не одну.
Я ревную безумно к подушке, что познала всю мягкость волос
И ласкала настойчиво ушко, поцелуем столь страстным взасос.
Я ревную безумно к простынке, что познала тебя в высший миг,
Когда ты вся растаяла льдинкой и сорвалась на стон и на крик.
Я ревную… и мне очень плохо, без тебя я не в силах дышать.
Мне не сделать уже даже вздоха, чтобы в мыслях тебя не обнять.
Я люблю тебя, знай, больше жизни – как никто никогда не любил
И ревную, вдруг ставши капризней, ведь держаться уже нету сил.
Посвящается любимой Снежанночке.
Мои тормозные колодки разума стерты.
Метеоритным дождем летят мысли – сыплют искрами.
Эндорфин набирает обороты, по серпантину аорты,
Играя дрифтом с запредельными рисками.
Чувствую, что возношусь в небо, в синюю высь,
Я и желания, слились теперь в одно целое.
Наши пальцы, в ладонях, проводами сплелись
На заправке, эйфории, сладких поцелуев под омелою.
Стрелки спидометра, строго берут перевес на восток —
Там, где лунный месяц игриво танцует ламбаду
Тюнинг твоих форм в его свете, поверь мне, смог
Эффектным появлением сразить любую преграду.
посвящается любимой Снежанночке.
Продажный люд, страшней чумы, лишенный для себя святого.
Считают подлые умы, что в этом нет уже плохого.
Но чего стоит человек, лишенный в раз свободной воли,
Зубрящий славно манифест, написанный совсем не Колей.
Ну что ж, Германия, Берлин – довольных лиц прямые взоры,
Потомки дьявольских убийц, что положили трупов горы.
Глядят теперь на сопляка, что послужил для них лишь пешкой,
И тем унизил на века, деяния тех, кто там не мешкал,
Под яростным огнем врага, где полегли и мои деды,
Мне их решимость дорога и этим славиться ПОБЕДА!
Смешно же слушать гнусный бред, о том что есть мораль фашизма,
Пришедших в чуждую страну с милейшим ликом пацифизма,
И что каратели «ЭСЭС» – (не знали мы) святые люди,
Что мыло делали с детей и умерщвленных всюду груды.
Но это «добрые отцы», тактично скрыли в Бундестаге
И в воду кинули концы, мораль рисуя своей саге.
Закованный в сталь, всем казалось он стоек.
Поскольку, всегда, выступал впереди.
Он вдосталь познал, что войны привкус горек.
И руки его, уж по локти в крови.
Изведал что есмь, лишения и голод,
Потрепанный стяг развивал на ветру,
Когда до костей пробирал лютый холод —
Он просто молился, чтоб выжить к утру.
Когда неприятель рубил, словно дьявол,
С оскалившей пасти вонзая клинки,
Он прятал забралом, что страх его плавал,
В крови и сковал позвонки.
И крепкие латы скрыв оцепенение,
Под тяжестью статной своей,
Спасали от смерти, а может везение,
Над роком довлело сильней
Он вновь выживал и готовился к бою,
Он жив, но другие лежат…
Напрасно его нарекают – героем,
Познавшего весь Мирской ад.
Броня истины, местами изъедена ржой
– молью временной скоротечности.
Рожденные под несчастливой звездой,
Молятся идолу – вечности.
Вспоротые, словно труп великомученика, слова,
Выдранные из контекста писаний бездумно,
Капают темной кровью лжеучений сполна,
Ратники бьются в конвульсиях шумно.
Лязг копий очередных порицаний звучит,
Ставя надежду с мечтой на колени,
Яркой кометой по небу летит —
вестник дурной, эта слабость от мнений.
Горстка апостолов, меж собой, разделив хлеб,
Тягот и горечи тайных познаний,
Ведает правду, что Мир людской слеп,
Не принимая благого старания.
Значит, опять воцарится война,
В не проходящем, бурлящем потоке,
Что утянула в глубины, до дна,
Где словно черви – людские пороки.
Плачьте святые, полные добра, небеса,
Мироточьте иконы из туч, ливнями скорби,
Громом гремите осуждающие нас голоса,
Бичом молний, хребет Земной от ударов сгорбив.
Может быть с этим, хотя бы тогда,
Свет достучится до безумцев в оковах,
Воцарив мир в их сердцах навсегда,
Горизонтов познания им открыв новых.
Читать дальше