Александр Холин - Распятый дервиш

Мы – древнейший народ на земле.
Кто-то скажет:
не доказать!
Но рисунчатый слог на скале
возвращает ушедшее вспять.
И я вижу, как пращур веков
надевает рубаху в крестах.
Славянин.
Ни оград, ни оков,
а душа и проста, и чиста.
Нет ни денег, ни каверзных смут,
но стремление: радость дарить.
И славяне доселе не лгут,
а стараются просто любить.
Инородцам, увы, не понять
эту тайну славянской души.
Нас стараются скомкать, сломать,
уничтожить и сокрушить.
А зачем?
Что мы сделали им,
беспокойным хранителям зла?
Скоро вновь оживёт Аркаим.
Русь – всё тот же даритель тепла.
Только надо создать рубежи
и казачий дозор на скале.
Расскажи мне ещё, расскажи
про древнейший народ на земле.

Пустые глаза одинокой женщины.
Но что она знает? Хочет?
Ей было когда-то полмира обещано,
достался лишь ужас ночи.
Досталась лишь пустота осязаемая,
в глазах её отражаясь.
Она скользит к облакам по касаемой,
ушедшую жизнь обожая.
Ушедшую жизнь, затянув удавкою
непониманья и горечи.
А грязь, словно прежде, утробно чавкает
под сапогами полночи.

Солнечным светом омытый,
скрытый от каверзных дум,
я – человек неолита –
взялся за праведный ум!
Только в моём неолите
нету ни стран, ни дорог
и ни желанья, ни прыти
у искалеченных ног.
Стогом пахучего сена
манит природа меня,
где водяная царевна
хвостик коптит у огня.
День разгорается жаркий,
нету стремлений к уму,
или к сонетам Петрарки,
вязнущих в думском дыму.
Тьму навевающий разум
вдруг налетел из Москвы.
Где ж ты, отчаянный Разин? –
драки в миру не новы.
Только без боя не вынуть
нашу страну из оков.
Русь без вины, а повинна
тем, что плодит дураков.
Скованный солнечным светом
снова бреду наугад,
и зазеркальным наветом
в сердце ударил набат.

Обозначенный словами
завиток воздушной мысли.
Припорошенные снами
по аллеям кружат листья.
Смысла нет с суконной рожей
излагать уставы жизни
неприютной, непохожей,
но как женщина капризной.
Брызнет солнце! Блещет лето
на последнем издыханьи.
Вновь столица не одета
в чёрный шёлк воспоминаний.
Да и стоит ли всё время
прошлым жить, ни с кем не споря,
проплывая на триреме
жизнь от горя и до горя.
Что же сердце защемило,
будто чудится ненастье?
Нам листва наворожила
жить в падении на счастье!

Распятые виденья,
растерзанные ноты.
И звук стихотворенья
доходит до икоты.
Закутан мой кораблик
в отрепье лет и рвоту.
День завалился набок,
погиб в водовороте
растерзанных видений,
распятых облаков,
где промелькнули тени
свободы без оков.
Где на крестах виденья
распяты по согласью,
где тень стихотворенья
повесилась от счастья.
Шумит волна волненья,
волнуясь от чего-то.
Распятые виденья,
растерзанные ноты.

За гранью грань пересекая
из года в год течёт река.
Потоку нет конца и края,
как светлым мыслям дурака.
Легка моментная потеря,
но долог путь горючих слёз.
Я той реке уже не верю,
как в красоту увядших роз.
Мороз потоками по коже,
река потоком по земле.
Ты улыбаешься?
Но всё же
лети ко мне, хоть на метле.
Хоть на листе осеннем с клёна
пришли последний поцелуй.
Мы отражение зелёных
и мускулистых водных струй.
Мы повторенье Зазеркалья
и даже будущего суть.
Но время режет волны сталью.
Тебя рисуя на эмали,
я попрошу лишь:
не забудь…

Сгусток времени взвился спиралью,
потешаясь над бешенством рек.
В непонятном ещё Зазеркалье
ищет счастья простой человек.
Навека распростившись с планетой
он играет хвостами комет –
все мечты исполняются где-то
и когда-то приходит рассвет.
В неприметные всплески спирали
впился ангельский хор голосов.
Мы с тобою ещё не летали
между стрелок вселенских часов.
И когда временное распятье
примет тело моё – не забудь,
и надень подвенечное платье,
красный цвет – это Русь, это суть!
Это наша с тобою потеха
над неистовым бешенством рек.
Ручейки животворного смеха
дарит миру простой человек!

Опять чего-то не достиг
и не сорвал на полпути.
Всегда потерян только миг,
который больше не найти.
И не смахнуть прозрачных слёз
с твоих опущенных ресниц.
В туннель метро под стук колёс
проник весёлый смех блудниц.
Ни лиц, ни душ не увидать
в непроходимой темноте,
но где же всё же благодать
стремленья к чистой красоте?
Опять стремится человек